– Кончи для меня, красавица, – хрипел Рокко.

Еще одно нажатие пальцем, и Оливия закричала. Своим ртом он сдавил этот крик, обрушившись на нее с долгим, горячим поцелуем. Низкий стон Рокко над ее ухом будто вернул Оливию к жизни:

– Мне нужен презерватив.

– Я принимаю таблетки, – с трудом выдавила Оливия.

Он вцепился пальцами ей в бедра и снова вошел в нее сзади, снова и снова. Отголоски только что пережитого оргазма еще не растаяли в теле Оливии. Ощущая еще неостывшим лоном его жгучую эрекцию, она кричала.

Оргазм Рокко был быстрым и стремительным. Это был настоящий взрыв, чья сладкая, жидкая теплота словно наполнила каждую частичку тела Оливии.

Она не отдавала себе отчета в том, что было дальше. Но ей казалось, что Рокко стянул с нее футболку и отнес на руках в ванную, где они вместе приняли душ. Сознание вернулось к ней лишь в постели.

Оливия прижалась к его большому теплому телу. Удивительно, но спустя всего несколько минут ее страдающий бессонницей любовник заснул крепким сном.

Чувство радости оттого, что она может быть с ним, обнимать и гладить его, омрачало лишь одно. Оливия знала, что оказалась в поистине безвыходной ситуации. Рокко разбудил в ней чувства к себе. Чувства, которые ни при каких обстоятельствах не будут взаимными.

Когда Габриелла вновь заглянула в кабинет Рокко, лицо ее было напуганным:

– Вы не забыли про встречу с Ренцо Риалто?

В животе Рокко затянулся узел. Конечно забыл. Зато помнил про встречу со свадебным распорядителем, также запланированную на сегодня.

Он взъерошил волосы, и без того бывшие в полном беспорядке. Прошло полторы недели после их возвращения из Нью-Йорка, и все его попытки отстраниться от будущей жены шли прахом. Что бы он ни делал, он лишь сильнее подпадал под ее томное очарование.

У него не получалось собраться с мыслями, работа словно отошла на второй план.

– Я сказала его помощнице, что вы задерживаетесь на другой встрече, – робко проговорила Габриелла.

– Хорошо, – буркнул Рокко, натягивая улыбку. Однако душа его была объята холодом. Они должны были встретиться с Ренцо, чтобы обсудить бизнес в Северной Америке. Его пальцы крепко сжали шариковую ручку. – Попробуй перенести встречу на следующую неделю в то же время, – обратился Рокко к секретарше.

Габриелла кивнула и исчезла за дверью.

Рокко швырнул на стол ручку в гневе на самого себя. Чертова свадьба пробудила в нем зверя, который ему не подчинялся. Он знал, что для Оливии это тоже стресс. Видел, как она боится Недели моды в Лондоне. Ей по-прежнему казалось, что она не может стать той моделью, которой когда-то была. И эти опасения имели причины.

«Ее походка уже не такая, как раньше», – вот к чему сводились все как один отзывы о нью-йоркском показе. «Приступы паники ставят карьеру модели под вопрос» – гласил заголовок в одном из таблоидов. А значит, там, в Нью-Йорке журналисты все же нашли кого-то, кто проговорился.

Но в глубине души Оливия понимала, что даже все это стоит финальной цели. Она хотела воплотить свою мечту в реальность и выпустить собственную коллекцию. Только бы победить стресс. Оливия выглядела истощенной, мало спала, а едкие комментарии в прессе съедали ее живьем, как медленно развивающаяся болезнь.

Рокко всматривался в оригинал картины Моне на стене напротив. Его восхищала эта игра красок и света. Света, который с каждым днем словно уходил из Оливии. И Рокко не знал, чем может помочь.

Он тер ладонями уставшие до жжения глаза. Ему искренне хотелось поддержать Оливию – не только потому, что их будущее было скреплено условиями контракта. Совет директоров ликовал от роста акций компании, продажи были на пике, а имя Оливии было самым упоминаемым в модных журналах.

Рокко удивлялся и не понимал этой жизненной иронии, но казалось, что чем отчаяннее состояние Оливии, тем лучше идут дела у компании. За это его вторую неделю снедало жгучее чувство вины.

Складывалось ощущение, что Оливия счастлива только в дизайнерской студии рядом с Марио. И иногда в постели с Рокко. Последнее лишь добавляло путаницы в их и без того сложные отношения. Отношения, которые для него могли ограничиться только сексом. Но в глазах Оливии он видел совсем другое. И от этого ощущал себя еще большим подонком.

Лучи дневного солнца лились в комнату, моментально ослепив Рокко. Никогда в жизни он не забывал о грядущих встречах. Что же творилось в его голове?

То, о чем предупреждал его Ренцо. Потеря самообладания, когда оно больше всего нужно.

Воспоминания привели Рокко к прошлогоднему вечеру, когда так же светило солнце, а они с Джованни пили шотландский виски. Поводом было назначение Рокко генеральным директором Дома Монделли, но вскоре тосты и пожелания удачи переросли в обсуждение более широкого круга жизненных вопросов. В тот вечер его дедушка раскрылся, как никогда раньше.

– Твой отец, – говорил Джованни, – почти твоя точная копия. Такой же острый ум, такое же чутье в бизнесе. Но одна слабость перечеркнула все его сильные качества.

Старик смотрел на Рокко мудрыми темными глазами и продолжал:

– Он мое самое большое разочарование. Главный позор всей моей жизни.

Это был последний раз, когда Джованни говорил о своем сыне. А Рокко знал, что подсознательно боится проявления отцовских генов. Теперь из подсознательного этот страх стал открытым. Он словно душил Рокко своими сильными холодными руками. Слабость, которую испытывает Рокко к Оливии, – это скользкая тропинка, ведущая на дорогу отца.

Он снова посмотрел на шедевр Моне. Нужно любой ценой вернуть контроль над ситуацией. Помочь Оливии – значит помочь и себе.

Схватив билеты на вечер Недели моды, Рокко направился в студию. Сегодня будет еще больше прессы. А значит, больше шансов для приступов Оливии. И главное: Рокко уже не чувствовал в себе сил, чтобы убедить ее.

Он нашел Оливию в студии вместе с Марио и группой девушек, сидящих за большим дизайнерским столом. Десять пар глаз одновременно посмотрели на него. Но сам он смотрел только в одни глаза.

Оливия подняла руку, показала пять пальцев. Рокко кивнул и отошел, продолжив наблюдать происходящее со стороны. Он видел, что ее щеки горят энтузиазмом, которого он не видел уже несколько недель. А когда она улыбнулась своей широкой искренней улыбкой, сердце Рокко едва не остановилось.

Значит, вот оно – ее призвание. Как бы красиво ни позировала она перед камерой, ее жизнь была здесь. С утра и до ночи Оливия должна ходить с этой улыбкой на лице вместо того, чтобы весь день быть мрачнее тучи.

Рокко развернулся и подошел к окну, выходящему во двор. Такой вывод был правильным, но несвоевременным.

Сейчас он не мог дать Оливии то, что она хочет.