Хьюго пытался отговорить ее, но она осталась непоколебимой. Ее категорический ответ по телефону стал причиной того, что он примчался в Лексминстер, но никакие его доводы не смогли заставить ее переменить свое решение. Ди не могла забыть, что Хьюго не любил ее отца, и все твердила себе, что собственные чувства, дела, заботы для него всегда были важнее, нежели ее.

– Но, Ди, мы же любим друг друга, – повторил Хьюго с бледным лицом, категорически отказываясь принимать то, что она говорит.

– Нет, – заявила Ди, круто поворачиваясь к нему спиной. – Я больше не люблю тебя, – солгала она. – Мой отец был прав: ничего, кроме работы, нас не связывает.

Ди не могла сказать правду, честно признаться, почему она должна остаться в Рае. Хьюго не поймет.

Сердце говорило ей, что она ошибается, что нужно все объяснить, что нет такой силы, которая может встать между ними, даже если это будет означать, что ему придется отказаться от его планов. Но Ди знала: Хьюго никогда не сделает этого. Его планы слишком много значили для него, так же много, как для нее – отец.

– Ди, отдай кому-нибудь права на дело твоего отца, – уговаривал ее Хьюго.

– Я не могу, – резко сказала она.

– Почему? Какого черта, неужели какие-то несколько сотен тысяч для тебя настолько важны? – зло накинулся на нее Хьюго.

Ди потрясла головой. Хотела сказать, что не деньги ее заботят, важно сохранить репутацию отца, но как она может признаться в своих подозрениях, что он покончил жизнь самоубийством? Что он был на краю позора из-за мошенничества и своей доверчивости, а то еще и чего похуже?

Совсем недавно Хьюго говорил ей, насколько важна репутация в их деле. А вдруг мысль об оскверненной репутации отца он спроецирует на нее? И если она не позаботится о том, чтобы Джулиан Кокс не запятнал имя отца и память о нем, это не сделает никто. Хьюго никогда не одобрит ее решение, и Ди это инстинктивно понимала.

– Ди… Я не могу взять в толк, почему ты делаешь это, – беспомощно произнес Хьюго. – Я знаю, твой отец…

– Не говори о моем отце, – яростно перебила Ди. – Все кончено, Хьюго. Все кончено. Если ты не можешь с этим согласиться, то очень жаль… Мне нужно идти, – натянуто сказала она, вставая.

– Тебе нужно идти… Только похоже… Кроме того, что мы с тобой хорошие друзья, мы к тому же, – Хьюго начал свирепеть, – любовники, Ди… мы планировали пожениться, завести семью. Ты хотела от меня ребенка, детей, моих детей, – напомнил он угрюмо, – а сейчас ты ведешь себя…

Тело Ди затрепетало. Хьюго не знает всей правды, даже представить себе не может, чего ей стоит ее поступок. Она не хочет бросать его, но сделает это. Ди просто должна так поступить – ради отца и ради себя самой.

– Я передумала, – сказала она ему.

Хьюго подошел к ней, и Ди прочитала желание в его глазах, даже раньше, чем он коснулся губами ее рта. Она стояла неподвижно в его объятиях, до тех пор пока Хьюго не поднял голову. Ди сухо произнесла, почти шепотом:

– Если ты сделаешь это сейчас, Хьюго, твой поступок будет рассматриваться как изнасилование…

Естественно, Хьюго сразу же отпустил ее. Иначе и быть не могло. Он пулей вылетел из дома, его лицо было белым от горечи и злобы.

Она не стала плакать, она не плакала и потом, в последующие дни, не плакала даже тогда, когда хоронили отца.

Ди вспомнила, как стояла рядом с могилой спустя час после похорон и, когда повернулась, чтобы уйти, заметила Хьюго, следившего за ней с расстояния в несколько ярдов.

Он двинулся к ней, но Ди быстрым шагом пошла от него прочь, зажав в карманах руки в кулаки, ее тело напряглось от страха и неприятия. Она не позволит себе показать Хьюго, как переживает и как сильно хочет быть рядом с ним, как сильно желает его… как невыносимо страдает и скучает по нему уже сейчас.

Этого просто нельзя допустить. Теперь ее место не рядом с ним.

По настоянию доктора Ливсея после похорон Ди уехала на несколько недель к тете в Норвегию. Когда она возвратилась, то нашла в почтовом ящике несколько писем от Хьюго, умоляющего ее поехать вместе с ним. Прочитав, Ди немедленно их сожгла. Прошло шесть недель со дня смерти отца. Все это время Ди чувствовала себя так, словно кто-то накачал ее обезболивающими или ее парализовало. Вернувшись домой, она внезапно ощутила тупую боль в сердце, которая вернула ее в реальность. Ди металась, будто в агонии.

Хьюго!

Хьюго! Что она наделала! Не только потеряла отца. Она потеряла любимого мужчину, единственного мужчину, которого когда-либо любила.

Хьюго!

Хьюго!

Ди попыталась дозвониться в его квартиру в Лексминстере и, после того, как никто не ответил, отправилась прямо туда.

Каким потрясением для нее было увидеть квартиру совершенно пустой. От его соседа Ди узнала, что Хьюго уехал в Сомали и она опоздала лишь на один день. Ей стало еще хуже.

Он уехал.

Она потеряла его.

Все кончено.

Он уже не вернется.

Хьюго!

Хьюго!

– Ворд, я беспокоюсь за Ди. Ворд Хантер отложил газету с финансовыми сводками и посмотрел на свою жену через стол.

Они были женаты меньше года, и Ворд по-прежнему удивлялся, как мог так долго жить без нее. От одного взгляда на ее милое, нежное личико у него сердце взлетало ввысь, а затем стремительно падало – от безграничной любви.

А то, что Анна носит под сердцем его ребенка, только усиливало благоговейное изумление оттого, что жизнь к нему необычайно щедра.

– Не надо так переживать, – сказал он нежно, добавив несколько холоднее: – В особенности из-за Ди. Она вполне способна сама о себе позаботиться.

Анна вздохнула. Она обожала своего мужа, но в жизни бывают такие вещи, которые может с полной ясностью почувствовать и понять только женщина.

Ди слишком самостоятельна, она сильная и независимая, да, но у Анны была развита женская интуиция, и, кроме того, она всегда беспокоилась о своих друзьях.

– Что именно она рассказывала тебе о проблемах, возникших с ее проектом? – требовательно поинтересовалась Анна у мужа.

– Не слишком много, – Ворд сдался, – но, в общем, не стоит волноваться. Только не из-за Ди. Она перегрызет любого, кто встанет у нее на пути.

– Ну, не знаю…

Ворд поставил точку, но Анна по-прежнему не была удовлетворена. Она решила позвонить Ди или, что еще лучше, встретиться с ней.

Ди угрюмо открыла входную дверь и вошла в дом. Она провела все утро и добрую часть дня, осторожно пытаясь обсудить некоторые свои соображения с членами комиссии, но их реакция на услышанное оставляла желать лучшего.

Единственный, кто поддержал ее, был менеджер банка.