– Выговорись, Cаrа, – успокаивающе нашептывал он. – Ты слишком долго носила это в себе.

Элин всхлипнула, и совсем другие чувства стали заполнять ее.

– Я рассказала тебе все, – дрожащим голосом пролепетала она.

– Многие же, наверное, годы ты сдерживала в себе эти эмоции, прежде чем освободиться от них, – сказал Макс, и она лишь улыбнулась дрожащими губами.

– Когда же ты закончил психологический колледж? – спросила она.

Она больше не сердилась на него – только любила…

– Храбрая малышка, – тихо сказал он, тепло улыбнувшись в ответ, отчего ей стало так хорошо, что, когда он наклонил голову, будто приветствуя ее храбрость, она подняла лицо – и ответила на его поцелуй.

– О, Макс, – прошептала она, а он улыбнулся и поцеловал ее снова.

Только на этот раз ее руки вскинулись вверх, чтобы обнять его, и это было удивительно хорошо – прижимать его к себе и чувствовать, как его руки сжимают ее. Следующий поцелуй был немного иным. Губы его оставались нежными, но стали более требовательными. О, Макс, Макс, хотела кричать она, но былf в плену, и Элин только прижимала его к себе все крепче и крепче.

А потом в его поцелуях вдруг появилась страсть, и Элин самой овладело желание. Она почувствовала, как его руки у нее на спине схватили ее тонкую блузку и выдернули из брюк.

– Прекрасная Элин, – шептал он в ее губы, и, издав стон, она почувствовала, как его чудесные теплые руки коснулись ее обнаженной кожи.

– Макс! – выдохнула она вслух его имя, а ее пальцы ласкали жесткие мужские волосы, а потом вцепились в плечи, когда большие ладони нашли и обхватили ее груди.

Она попыталась снова выкрикнуть его имя, но не смогла. Она испугалась, когда его пальцы расстегнули бюстгальтер и сжали ее обнаженные груди, но испугалась не его рук, а своего предательского языка. Она уже однажды сказала «нет», потрясенная его прикосновением. Она прижалась к нему в безумном порыве желания. Если у нее и вырвется хоть слово, то пусть этим словом будет «да».

Не отпуская ее губ, он расстегнул и снял с нее блузку. Бюстгальтер тоже куда-то исчез, и она храбро подавила мгновенное смущение. Когда Макс освободился от собственных свитера и рубашки и Элин почувствовала теплое и дивное прикосновение его кожи в жестких волосках к шелковой мягкости своего тела, она задохнулась от восторга.

Его длинные пальцы мягко заскользили вокруг ее затвердевших сосков, и она застонала от страсти. Но смущение вернулось, когда нежные пальцы перестали творить умопомрачительные вещи с набухшими бугорками и он отодвинулся, чтобы взглянуть на нее, освещенную мягким светом настольной лампы за его спиной. Мужской взгляд медленно ласкал нежные груди – от игры пламени в камине трепетные, прелестные.

– О, Cаrа, моя милая! – выдохнул он, и едва Элин успела пожелать, чтобы он отнес румянец, покрывший ее щеки, на счет жаркого пламени камина, а не мужского взгляда, впервые видящего ее обнаженное тело, как он нагнулся и прикоснулся губами сначала к одной ее груди, потом к другой.

– Макс! – Она припала к нему и просто не могла не выкрикнуть его имя.

Она хотела его, хотела! Его поцелуи, влага его рта, когда губы и язык ласкали одну грудь, а пальцы – другую, – все это переполнило ее безумным желанием. Она прижалась к нему еще крепче, счастливая, может ощутить его обнаженную кожу. Она наедалась им, наслаждалась тем, что он делал с ней, когда опускал спиной на теплый ковер.

Они освободились почти от всей одежды, и он так близко, что его кожа, казалось, стала ее второй кожей, когда ноги их сплелись и он оказался лежащим на ней.

– О, Макс! – выкрикнула она. И когда огонь желания в ее теле уже нельзя было сдержать, она взмолилась: – Пожалуйста… пожалуйста, возьми меня!

– Милая моя! – проговорил он в восторге и поцеловал ее, касаясь пальцами ее трусиков.

Скоро, Элин понимала, на ней не останется ничего. Она этого и хотела, погрузившись в безумный мир желания. Одержимая любовью к нему, она не могла не сказать:

– Я хочу тебя. Я никогда еще не хотела мужчину. Но сейчас… сейчас я знаю всепоглощающую страсть, знаю, что это… Макс, пожалуйста… – лихорадочно молила она. – Я никогда еще… – Хриплый, напряженный выкрик, какие-то слова на его языке и рука, которая, будто опаленная огнем, отдернулась от ее трусиков, заставили ее замолчать.

Но она совершенно онемела, когда он откатился в сторону, откатился так, чтобы не касаться ее, и сел, повернувшись к ней мускулистой обнаженной спиной.

– Макс… Что?.. – беспомощно спросила она, отчаянно пытаясь найти какой-то смысл в происшедшем. Макс был готов взять ее, сделать своей, принять ее страсть, удовлетворить желания, которые породил в ней, – так почему же он отпрянул от нее? – О! – воскликнула она, когда какая-то частичка ее мозга снова обрела способность мыслить. – О, Макс, извини… твоя нога! Я…

– Забудь об этом, – прорычал он; и холодный душ не произвел бы такого действия, как его тон. У него пропало желание заниматься любовью с ней.

– Забыть? – растерянно вырвалось у Элин. Но гордость, проснувшаяся в ней с небывалой, яростной силой, помогла ей справиться с чувствами. Силы небесные, она не будет клянчить! Она еще не пришла в себя окончательно, но уже говорила: – С-считай, что все забыто! – Оставалось надеяться, что всему виной адская боль, которую причиняет ему нога. Она нашла взглядом свои сапоги у камина, но невозможно было потянуться к ним у него на глазах. Нет. Хотя минуту назад она отдавала в его полную власть свое обнаженное тело, теперь он не увидит и руки. – Если ты будешь так добр, что п-подашъ мои сапоги, – попросила она срывающимся голосом, – я вернусь в гостиницу.

Она уже застегивала бюстгальтер и тянулась за блузкой, когда он хрипло объявил:

– В таком состоянии ты никуда не поедешь! – Как же она ненавидела его за то, что он так хорошо знает женщин, знает, в каком она сейчас состоянии, в каком смятении все ее чувства! – Ты можешь занять спальню. Я посплю здесь.

Черта с два, подумала она, но тут же заколебалась. Во-первых, поскольку Макс совершенно оставил мысль заниматься любовью с ней, нежелательный ночной гость ей не грозит, а во-вторых – она посмотрела на деревянные подлокотники кушетки, – во-вторых, тот, кто будет спать здесь, проведет отвратительную ночь!

Он заслужил худшего, но для начала сгодится и это.

– Спасибо, я принимаю приглашение! – фыркнула она и, подхватив остальную одежду, заторопилась из гостиной в единственную спальню.

Но, закрыв за собой дверь, она поняла, что не у Макса будет самая тяжелая ночь в этом доме!

Ночь казалась бесконечной, и никогда еще Элин так не радовалась робким знакам рассвета на сереющем небе. Голова болела от бессонницы и мучительных мыслей, терзавших ее все эти часы. Поначалу эмоциональное истощение вообще не давало ей думать. Но по мере того, как успокаивались чувства, ее начали осаждать безответные «почему… почему… почему?»