Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мусорная свалка!
Мусорная свалка в лесу!
Над дальним краем свалки летали чайки. Они кричали и кружили над нею, как над морем. От запаха, сладковатого и в то же время резкого, защипало в носу. Затем снова раздались выстрелы. Негромкие, скорее похожие на сухое потрескивание. Мы медленно спустились на край свалки и оттуда, в нескольких шагах от себя, увидели двух мужчин. Один стоял возле брошенного автомобиля, другой лежал рядом на земле. У обоих в руках были ружья, нацеленные в сторону свалки. Каждые несколько секунд раздавался выстрел. Потом лежавший встал, и оба направились к свалке. Мы пошли туда, где только что были они. Между кучами мусора, громоздящимися, как гряды холмов, вела тропинка, по которой они сейчас двигались. Оба были одеты как настоящие охотники, оба в сапогах и рукавицах. Взрослые, но не старые. Вокруг них я видел сломанные автомобили, холодильники, морозилки, телевизоры, гардеробы и комоды. Видел диваны, кресла, столы и торшеры. Видел лыжи и велосипеды, удочки, люстры, автомобильные покрышки, картонные коробки и деревянные ящики, пластиковые лотки и огромные кучи битком набитых пластиковых мешков. Перед нами простиралось поле выброшенных вещей. В основном этот ландшафт состоял из мешков с пищевыми отходами и упаковочного материала — того, что ежедневно выносится в мусорных бачках из каждого дома, но в той части свалки, возле которой мы остановились и по которой ходили мужчины с ружьями, занимавшей примерно пятую часть всей площади, были составлены крупные предметы.
— Они стреляют в крыс, — сказал Гейр. — Смотри!
Стрелки остановились. Один поднял за хвост крысу. У нее, кажется, весь бок был расквашен. Он крутанул ею несколько раз над головой и запустил в воздух, так что она пролетела над свалкой и, приземлившись на скользких мешках, провалилась между ними на землю. Они захохотали. Другой стрелок поддел вторую дохлую крысу сапогом и поддал ногой.
Мужчины пошли обратно. Щурясь на яркое солнце, они кивнули нам. Оба были похожи как братья.
— Вышли на экскурсию, ребята? — спросил один.
У него из-под синей кепки с длинным козырьком торчали рыжие курчавые волосы, лицо было круглое, губы толстые, над ними — здоровенные усищи.
Мы кивнули.
— Экскурсия на мусорную свалку? Так это называется? — сказал другой. Не считая белокурых, почти белых волос и отсутствия усов, он был полной копией своего товарища. — Что, решили закусить на вершине мусорной горы?
Они засмеялись. Мы тоже немножко посмеялись.
— Хотите посмотреть, как мы будем стрелять крыс? — спросил первый.
— Было бы здорово, — сказал Гейр.
— Тогда встаньте у нас за спиной. Это важно. Понятно? И стойте смирно, чтобы не мешать нам.
Мы кивнули.
На этот раз оба легли на землю и долгое время лежали неподвижно. Я старался разглядеть, что они видят. Но только когда грянули выстрелы, я заметил крысу, ее так и подбросило и словно сдуло с места мощным порывом ветра.
Они поднялись.
— Пойдете с нами смотреть? — спросил один.
— Смотреть особенно не на что, — сказал другой. — Подумаешь — дохлая крыса!
— Я хочу посмотреть, — сказал Гейр.
— Я тоже, — сказал я.
Но крыса была еще жива и корчилась на земле. Ей снесло выстрелом почти полтуловища. Один из мужчин сильно стукнул ее прикладом по голове, послышался глухой удар, что-то треснуло, и крыса затихла. Стрелок озабоченно посмотрел на приклад.
— Ну, зачем я это сделал! — сказал он.
— Наверное, решил показать, какой ты крутой, — сказал другой. — Давай пошли уже. Вытрешь его возле машины.
Они вышли «на берег» свалки, мы поплелись за ними.
— А ваши родители знают, что вы тут гуляете? — спросил один.
— Да, — сказал я
— Ну и хорошо, — сказал он. — Надеюсь, они вам сказали, что отсюда нельзя ничего уносить? А то тут до черта микробов и всякой дряни.
— Да, — сказал я.
— Вот и прекрасно. Пока, ребята!
Через несколько минут внизу на дороге тронулась машина, и мы остались одни. Сначала мы просто бегали по свалке, разглядывали вещи, вытряхивали мешки, переворачивали шкафы, чтобы посмотреть, не лежит ли под ними что-нибудь интересное, громко оповещая друг друга о том, что мы нашли. Моей лучшей находкой был пакет с почти новыми комиксами, там оказался «Темпо» и «Бастер», один «Текс Уиллерс» карманного формата и еще несколько узких и длинных выпусков ковбойских комиксов шестидесятых годов. Гейр нашел плоский фонарик, маленькую вышивку с оленем и два колеса от детской коляски. Когда поиски нам надоели, мы уселись со своими находками над свалкой в зарослях вереска и принялись есть принесенные с собой бутерброды.
Гейр скомкал оберточную бумагу и забросил куда подальше. Наверное, он хотел запустить ее в середину свалки, но тут как раз налетел порыв ветра, и она даже не долетела до края, а упала среди вереска.
— Посрать, что ли, а? — сказал Гейр.
— Давай! — сказал я. — А где?
— Не знаю, — сказал он, пожимая плечами.
Мы походили по лесу в поисках подходящего места. Садиться по-большому на свалке было как-то нехорошо; как ни странно, мне почудилось в этом что-то неприличное, свинское, хотя кругом, казалось бы, валялись одни отбросы. Но отбросы состояли из блестящих пластиковых пакетов и картонок, отслужившего текстиля и газетных пачек. Все мягкое и мокрое было упаковано в мусорные мешки. Так что за этим делом надо было идти в лес.
— Смотри, какое дерево! — сказал Гейр.
В десяти метрах впереди лежала поваленная сосна. Мы залезли на ствол, спустили штаны и, держась каждый за свою ветку, устроились на нем, свесив зад. Гейр мотнул задницей в тот самый момент, когда из него вылезла какашка, и та отлетела в сторону.
— Видал! — сказал Гейр и засмеялся.
— Ха-ха-ха! — подхватил я, стараясь, чтобы моя легла, наоборот, точно вниз, как бомба из бомбардировщика на город. Это было великолепное ощущение — видеть, как она высовывается все дальше и дальше, еле держится и наконец, оторвавшись, шлепается на землю.
У меня была привычка терпеть иногда целый день, чтобы она вышла потом побольше, и потому что это вообще доставляло удовольствие. Когда мне уже так сильно хотелось в туалет, что трудно было стоять прямо и я сгибался пополам, я все равно терпел и удерживался, напряжением мышц загоняя какашку обратно, отчего все тело охватывало удивительное приятное ощущение. Но это была опасная игра, потому что, если проделывать так много раз, какашка становилась такой толстой, что ее не выпихнуть. Какая же это чертовская боль — когда такая гигантская из тебя лезет! Прямо-таки нестерпимая, эта боль переполняла меня, прямо взрыв боли. О-о-о-ой! И тут, когда она доходила до полного кошмара, какашка вдруг выскакивала.
О-о, как же это было чудесно!