Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое главное я вспомнила, несмотря на то, что голова у меня была как чугунный котел. Ладно, это пройдет, а сейчас мне пора приниматься за дело, то есть искать Изольду.
Я отбросила в сторону колючее одеяло и обнаружила, что на мне больничный ветхий халат. Но это меня не очень огорчило: ведь в машине у меня всегда находился запас одежды. Когда я отсюда выберусь, отыскав Изольду – а в этом я нисколько не сомневалась, – я первым делом сброшу с себя эти лохмотья.
Я села на кровати и собиралась подняться, как почувствовала, что кто-то очень внимательно на меня смотрит.
Я подняла глаза и увидела прямо около своей кровати высокую и очень худую женщину, коротко, «под мальчика», остриженную и в больничной пижаме.
– Проснулась, холопка? – вдруг угрожающе спросила она и протянула ко мне скрюченные пальцы.
– Простите, что? – Я инстинктивно отшатнулась, и ее пальцы царапнули пустоту.
– А ты верткая, холопка, – не то похвалила, не то осудила пациентка и вдруг заорала: – А ну, на колени, холопка!
Я прямо с кровати скатилась на пол.
– Ну, вот, сразу видно, что послушная холопка, – одобрительно произнесла она и положила мне на голову свою руку.
Я так и продолжала стоять на полу на коленях, лихорадочно соображая, что же предпринять дальше. Наверное, надо попытаться выяснить, с кем она себя идентифицирует.
– Ну, ладно, вставай, чего стоишь-то, – наконец разрешила пациентка, – показала ты истинное смирение, поэтому вот тебе мое царское благословение.
Ага, значит передо мной «царица»?
– Матушка… государыня… – запинаясь, произнесла я и остановилась.
– Следуй за мной, – скомандовала мне чокнутая баба.
Я подчинилась, решив, что так разведать обстановку выйдет сподручнее.
Мы вышли в коридор и прошли в большое помещение, очевидно, своеобразную зону отдыха. Здесь царило броуновское движение: разнополые фигуры в больничных пижамах бродили туда-сюда, собирались в маленькие группки и стояли, прислонившись к грязно-бежевым стенам.
– Матушка-государыня, не вели казнить, вели миловать, – внезапно кинувшись в ноги «царице», запричитал маленький тщедушный мужичок.
– Ну, чего там, Епифашка? – вальяжно осведомилась «государыня».
– Ах, матушка, Прошка-то совсем плохой стал, заговариваться начал, несвязные речи у него.
– Ладно, пойдем, посмотрим. И ты, холопка, идем с нами. – Она обернулась в мою сторону.
Конечно, пойду, неужели тут останусь? Не затем я сюда попала с таким трудом.
Пройдя по коридору, мы миновали пост медсестры.
За конторкой никого не было, а рядом в приоткрытую дверь была видна кушетка с лежавшей на ней женщиной в медицинской униформе, и доносился негромкий храп.
Интересно получается, а если больным станет плохо и потребуется помощь? Впрочем, наверное, здесь просто собираются неопасные для себя и окружающих. Опасных держат где-то отдельно… Ну, я на это надеюсь. А большинство местных обитателей пользуются условной свободой перемещения.
Пройдя до конца длинного коридора, мы вошли в еще одну большую палату. У самого окна на койке лежал мужчина, точнее сказать, не лежал, а рвался из стороны в сторону.
Подойдя поближе к нему, я заметила, что он был привязан и изо всех старался освободиться. Надо полагать, у него был или криз, или еще что-то.
– Что, Прошка, худо тебе? – спросила «государыня».
– Худо, ой худо, очень худо, – зачастил больной, – мне бы спрятаться от них, помогитеее!
– От кого вы прячетесь? – спросила я.
– От них, от подземельцев проклятых!
«Подземельцев? Это что-то новенькое, обычно душевнобольным мерещатся всякие инопланетяне, они даже надевают для защиты от них шапочки из фольги!»
– А откуда они взялись? – спросила я.
– Да из-под земли вылезли, откуда! – пожаловался мужчина.
«Ну, что же, логично. Раз подземельцы, значит, вылезли как раз из-под земли».
– А что они с тобой делают, Прошка? – строго спросила «государыня». – Скажи мне всю правду, я их знатно накажу, да смотри, не ври, а то и тебя накажу еще сильнее.
– Ох, матушка, они меня снова схватят и опыты начнут надо мной делать! Не отдавай меня им, Христом Богом прошу, государыня! – Пациент снова заметался на кровати.
– А вы разве уже у них побывали, у этих подземельцев? – вступила в разговор и я.
– А то! И не один раз! Вылезли на днях, сами страшные, как черти, глаза в темноте светятся, схватили меня и утащили под землю. А там у них цельная раболатория, значит. Всякие приборы, инструменты, значит. Положили меня на стол, стали что-то колоть, что-то отрезать, в бошку чегой-то вогнали, до сих пор свербит, силов нет!
– Вот же не повезло вам, – заметила я, а сама подумала: «Наверное, алкаш. Допился до чертиков, вот они ему и мерещатся».
– Еще как не повезло! – подхватил пациент. – Уж и не знаю, как от них убёг. Как только полегче стало, сразу вызвал «Скорую». Хорошо, что меня оттуда увезли.
– Ну, теперь-то вам уже ничего не угрожает? – спросила я.
– Какой не угрожает! Что ты! Они же мне какие-то свои штуковины напихали, всего истыкали, все свербит до невозможности.
– Вот ведь гады! – решила я подыграть.
– Еще какие гады! Вон, один на потолке сидит, уселся, гаденыш, и надсмехается надо мной.
– А где он сидит? Я что-то никого не вижу. – Я посмотрела на потолок.
– Чё, правда, не сидит? – удивился пациент.
– Ну да. Убрался восвояси. К своим подземельцам, – заверила я его.
Голова побаливала теперь уже не только от укола, но и от его болтовни, но я старалась держаться. В конце концов, помощь местных пациентов лишней не будет.
– Ну и ладно, ну и хорошо, – сказал мужчина и закрыл глаза.
Наверное, не так давно ему сделали успокоительный укол, и вот только сейчас он подействовал.
– Ну вот и хорошо, – повторил мужчина.
– Молодец ты, холопка! – похвалила меня «государыня». – Ловко ты моего холопа вылечила. Назначаю тебя моим лейб-медиком! Ты больше не холопка! – торжественно провозгласила она.
«Ну, спасибо превеликое за доброту твою, «государыня».