— Зачем давить? — удивился Яндиев. — Можно попросить. У любого советника имеются свои проблемы. Можно помочь в решении такой проблемы и обратиться с просьбой. Люди наверху — это замкнутый круг, они связаны друг с другом взаимными обязательствами. Если человек их не выполняет, то выпадает из круга.

— Тебя все еще мучает вопрос Рафика Абасова? — спросил Шалва.

— Я не знаю Рафика, мне плевать на круг, пусть он рассыплется к едрене фене, но я чувствую, люди дошли до черты, еще чуть — начнут убивать друг друга. А за жизнь человека я отвечаю, а мне мешают, вяжут, парализуют. Когда будут трупы, то все исчезнут, я останусь. И это будут мои собственные трупы. А там дети. Мне пятый десяток, у меня совесть.

— Иметь совесть — удовольствие дорогое, — сказал Шалва.

Старик сказал что-то на своем языке, Шалва ответил, подвинул телефон, начал набирать номер:

— Старейшина просит меня соединить его с Грозным. У старика есть внучка, которая живет в Баку, ее муж большой человек.

— Какой-нибудь секретарь четвертого помощника, — пробормотал Гуров, но Яндиев услышал” тонко улыбнулся.

— Когда в большой машине не крутится маленькое колесико, машина стоит.

Шалва соединился, передал трубку старику. Яндиев говорил долго, даже стукнул сухоньким кулачком по столу, вернул трубку Шалве, сказал:

— Скажи этому ишаку свой номер телефона, передай, что я жду.

Шалва объяснялся с трудом, чувствовалось, он говорит на чужом языке. Наконец он отсоединился, выругался, пояснил:

— Верно, что ишак, простых вещей не понимает. Надо ждать, будут звонить из Баку.

Шалва с Яндиевым начали играть в нарды, Гуров пошел в другую комнату, включил телевизор, убрал звук и думал о том, что муж внучки — “большая” сила. А он, полковник и опер-важняк, дурак и наивный человек. Если министр устранился, значит, получил указание одного из вице-премьеров, и изменить ситуацию можно, лишь дав обратный ход.

Гуров не заметил, как задремал, очнулся от резкого телефонного звонка. В соседней комнате разговаривали на непонятном языке, видимо, не на одном, а на двух, даже трех, порой Яндиев кричал. Наконец телефон звякнул, наступила тишина. Гуров вошел, налил себе коньяку и молча сел за стол.

Итак, разговор с Баку состоялся. Гуров не верил в успех. Слишком фантастично было предполагать, что два пожилых кавказца, используя свои родственные связи в Баку, могут повлиять на события в далеком Азербайджане, изменив ситуацию в Москве на уровне Администрации Президента.

Гуров пригубил коньяк и закурил. Нетактично задавать вопросы людям, попытавшимся поднять неподъемное.

Яндиев перебирал четки, Шалва хрустел зеленью и пил легкое белое вино. Сыщик видел, что Князь, рассерженный разговором, сейчас постепенно успокаивается. Он дважды взглянул на Гурова с усмешкой, довольно огладил пышные усы.

— Отец, разреши мне объяснить нашему русскому гостю ситуацию? — Шалва поклонился Яндиеву.

— Когда Лев Иванович спасал моего внука, то был хозяином и уважаемым полковником. Сегодня он пришел за советом и стал лишь русским гостем, вроде даже просителем? — старик осуждающе покачал головой. — Князь, ты обижаешь меня и весь наш род.

— Прости, отец, я слишком долго живу вдали от родины, — Шалва склонил тяжелую голову.

Гурова всегда раздражали многословие и велеречивость кавказцев, видимо, в данный момент он тоже должен что-то сказать, но он молчал. Пусть распинаются друг перед другом, надоест, скажут о деле. Шалва, видимо, понял его настроение, заговорил деловито:

— Мы выяснили, все дело в должности. Вопрос, кого назначить послом в Лондон, был уже решен, когда Президент неожиданно вызвал из Москвы Рафика, подписал указ и сказал уважаемым людям, чтобы они помолчали, послом в Лондоне должен быть не бывший партаппаратчик, не чей-то близкий родственник, а человек, хорошо образованный. Президент обидел многих людей, но никто не становится на пути рассерженного слона. Все указания выполнили, человек с семьей улетел в Лондон, но память у людей осталась. И бывший претендент на сладкую должность жив, здоров и ждет своего часа.

Шалва замолчал, давая возможность Гурову задать вопрос, но сыщик лишь понимающе кивнул, закурив новую сигарету.

— Мы не знаем точно, — продолжал Шалва, — но полагаем, что с определенными людьми в Москве была достигнута договоренность. Рафика не собирались убирать, слишком громкий скандал, его решили как-то скомпрометировать. Но в дело неожиданно вмешались русский солдаты, и семью похитили. Это всем было на руку, оставалось только подольше не освобождать его. Человек, проведший определенное время неизвестно где, не может быть послом. У Президента много дел, он не хочет ссориться с уважаемыми людьми, решили, пусть будет, как будет. Аллах велик, все видит.

— Пусть людей убьют, значит, такова воля Аллаха, — не сдержался Гуров.

— Ты христианин, мы уважаем твоего Бога, — негромко произнес старик Яндиев.

Гуров сорвался и сказал:

— Значит, если бы я не вмешался в дело твоего внука и его расстреляли бы... — сыщик замолчал, после паузы закончил: — У Аллаха и Президента много дел, за всем не уследишь.

Разговор прервался, наступила долгая пауза, наконец Яндиев тихо сказал:

— Продолжай, Князь, Лев Иванович не обязан знать все наши обычаи. У него своя вера.

Гуров понимал, что должен молчать, но поднявшаяся в нем злость оказалась сильнее разума.

— У меня совесть и долг, можно называть их верой, суть не меняется.

Яндиев не рассердился, чему-то скупо улыбнулся, кивнул. Шалва продолжал:

— Уважаемый человек, который очень хочет жить в Лондоне, давно ждет награждения орденом. Человеку передали, если он подождет с поездкой в Англию, ему не придется ждать награждения. Разумный человек знает, синица в руках лучше, чем журавль в небе. Тем более, что человеку обещают, журавль не улетит надолго. Журавли всегда возвращаются.

“Вот так делается политика, назначают послов, убивают людей”, — думал Гуров, вслух спросил:

— И вы остановите генерала Рыгалина?

Шалва и Яндиев недоуменно переглянулись, затем Шалва сказал:

— Мы не знаем никакого генерала. В Москве свои проблемы, но выкуп за Рафика будет заплачен немедленно.

* * *

Гуров вернулся в министерство после пяти. Станислав, потный и злой, упрямо писал бумаги; увидев друга, криво улыбнулся:

— Тебя дважды спрашивал Петр. Я ему сказал, что ты гуляешь в Александровском саду. Иди, он ждет тебя. Мне уже никто ничего не говорит, ну ни старший опер, ни ваш друг, я лишь прохожий.

— Заткнись, Станислав. Я лопатой разгрузил машину дерьма, устал и хочу выпить. Собирай свои бумаги, я схожу к Петру, и мы с тобой уматываем к чертовой матери. А точнее, ко мне домой, где выпьем, и я тебе расскажу страшную сказку...