«…Эх, птичка-Синичка! Хорошая, наивная девчонка. Ты же не сможешь со мной, глупенькая. Или что-то вроде чуда должно случиться. Искала бы ты себе какого-то студентика лобастого, да и жила бы с ним, дурочка. На фига тебе весь мой экстрим?..» …Дверь открылась сразу.

– Пришел!

– Я обещал.

– А я знала, что придешь! Даже если бы не обещал, – она потянулась к нему, встав на цыпочки и вытянув свои губки-бантики, но в последний момент, лизнув Андрея в губы, она хитро улыбнулась и убежала внутрь своей квартирки.

– Маленький свинтус… – Филину ничего не оставалось, как последовать за ней, захлопнув дверь.

– Это хорошо, что ты пришел именно сегодня. – Она носилась по комнате, перебрасывая какие-то свои вещи с места на место. – Мы идем в гости к моей подруге, на свадьбу.

– Слушай, птица-Синица, я ведь к тебе шел, а не к твоей подруге, – сказал Андрей, снимая шинель и усаживаясь в старенькое кресло.

А она, ничего не замечая, поставив ножку на край кровати, натягивала на нее блестяще-черный чулок. На девушке была коротенькая желтая рубашенция, и она, проделывая манипуляции с чулками, явно специально показывала Андрею свою красивую круглую попку под черными, узенькими трусишками. Затем, сбросив рубашку и держа в руках нечто, сплошь кружевное, обернулась к Андрею.

«Вот же засранка! А грудь у нее все же очень красивая, да и все остальное! Где ж тебя растили такую, на какой грядке?»

А Танюшка застыла вдруг, как статуя, глазея на Андрея.

– Танюшкин, ты чего?

– Два месяца назад у тебя был один орден… И на погонах на одну звездочку меньше… Теперь ты капитан?

– Капитан.

– А орден за что? За ранение? А где тебя ранило? Афганистан уже год как закончился. Ты где был?! Расскажешь?

– Трындычиха! Замерзнешь голяком-то!

Она подошла к Андрею и уселась верхом на его колени. Ах, какой молодой свежестью пахло от нее!!! А Танюха, тот еще провокатор, умостилась так, что коснулась набухшими сосками кителя Филина.

– А что, не нравлюсь? Признавайся!!!

– Ты очень красивая, Синичка, очень! Только…

– Знаю я все, не дура – медсестра из госпиталя! А мне плевать! И потом: она там, а я здесь и сейчас! И сейчас – ты мой!

– Слушай, а давай не пойдем никуда.

– Ты сначала послушай, что я тебе скажу, а потом решай. Хорошо?

– Ну, и что там за страшная тайна?

– Это моя можно сказать лучшая, единственная по-настоящему подруга. Понимаешь? Она сегодня выходит замуж… Такая маленькая, скромная, студенческая свадебка – человек на десять, не больше. Будут самые близкие. В «Метелице»…

– А я так хотел отдохнуть…

– Ну, тогда раздеваемся и никуда не идем! – решительно произнесла она.

– Так! Слушай меня! Во-первых: для того, чтобы раздеться, необходимо быть одетым, а на тебе практически, кроме чулок, ничего нет…

– А на тебе? – она хитро прищурилась.

– Я КОМАНДУЮЩИЙ – мне положено по чину… -…

– А во-вторых: друзей нужно ценить и беречь! Поэтому – пойдем мы в твою «Метелицу»… Ах ты, лиса!!!

– Хи! – Таня резво вскочила и, прикрыв грудь пеной кружев, обернулась к Андрею: – Застегни, пожалуйста!

Филин повозился какое-то время с крючками, а затем, шлепнув ладонью по аппетитным упругим округлостям, придал ей ускорение…

Ребята-студенты оказались на удивление приятной компанией, легкой и не занудной. Девушки почти беспрерывно танцевали, ребята травили студенческие байки, потягивая легкое грузинское вино, и весело смеялись.

«Оказывается, и на "гражданке" есть хорошие люди, – вдруг поймал себя на мысли Андрей. – И у них тоже бывает весело!..» Он был поражен этим «открытием»…

Танюшка подлетала к нему после каждого танца, смачно чмокала в губы, не стесняясь, и, вильнув «хвостиком», опять убегала в толпу. Это была сплошная, ходячая провокация для мужского поголовья «Метелицы»: она, хитрюга, специально надела коротюсенькую расклешенную юбчонку и такие модные ботфорты на огромном каблуке. А под ними… Чулки!!! Бомба. Секс-бомба!!!

«Вот же свиненок!» – смеялся в душе Филин, замечая на себе восхищенные взгляды, полные зависти, и не только из толпы, но и из-за своего же столика…

Они возвращались домой поздно ночью, поймав какого-то частника. А потом, обнявшись, поднялись в квартирку Танюшки.

– Раздевайся! – категоричный приказ, но сразу же за ним: – Ты, наверное, устал?

– Есть немного. Кофейку бы… Сделаешь?

– Угу.

Андрей раздевался очень осторожно, стараясь не задеть случайно все еще забинтованную грудь. Улегся поверх одеяла, вдыхая Татьянин аромат, сохранившийся на подушке. А она вышла из кухни и, увидев, что Андрей прикрыл глаза, стала что-то делать, еле заметно шурша…

– Не спи, солдат! – услышал Филин и открыл глаза…

Горели свечи, много свечей, больше десятка. И в этом неверном, мерцающем свете стояла стройная девушка, одетая только в чулки и сапоги выше коленей. Руки ее покоились на красивейших форм бедрах, а ноги были расставлены на ширину плеч, открывая самые потаенные секреты…

«Инга! Сука! Падла! Не мог же я тогда промахнуться! Или ты выжила, мразь! Мразь! Ну, ладно, я это сейчас поправлю. Я тебя руками удавлю и башку оторву, как цыпленку. Тварь! Ох, не повезло же тебе сейчас – руки-то мои свободны. Молись, сука, гадина, кому ты еще можешь молиться!..» … – Андрюша, Андрюшенька, отпусти! – вдруг пробился в его сознание голосок Танюшки-Синички. – Это же я, Андрюша, я – твоя Синичка! Это я – Таня, я не Инга!

Филин тряхнул головой и увидел перед собой лицо перепуганной Танюши. Огромные глаза, говоривший знакомым голосом ротик… Да – это была Синичка… А потом он увидел свою руку, сжимающую ее шею, и вторую, запрокидывающую назад ее головку…

«…Боже!» – он разом опустил руки и, обессиленный, как будто после двадцатикилометрового марш-броска, повалился на кровать.

– Прости, прости, меня, Танечка! – он шептал, не в силах открыть глаза. – Прости меня, Синичка моя!

– Господи, Андрюшенька, что с тобой случилось? Где ты был? – она целовала его, на лицо Филина капали крупные слезы.

– Пожалуйста, никогда больше не зажигай свечей и не надевай сапоги на чулки, пожалуйста! – он все же заставил себя посмотреть на девушку.

Она сидела рядом на кровати, приложив ладошку ко рту, и, не отрываясь, смотрела на Филина, на проступившую на бинтах кровь, и такая в этой обнаженной фигурке была обреченная безнадежность, что у него сжалось сердце.

– Прости меня. Я уеду. Завтра…

– Нет!!! – крикнула она с болью.

– Танюша, я болен. Мне, наверное, лечиться надо. У меня с мозгами не все в порядке – мне нужно время, чтобы прийти в себя. Видишь, даже шкура еще не зажила толком. Я буду тебе обузой – тебе же учиться нужно.