Кошель нахохлился, повел плечами штангиста: к Душману питал он неприязнь: скользкий парень. Ему по душе были более прямодушные, с открытым забралом. Мазоня потому и выбрал для совета Мишку, так как заранее чувствовал его отношение. Уговорить Кошеля было нетрудно, но Мазоня все дело хотел обставить так, будто решение принял именно он, Мишка Кошель.

Разговор шел в машине, и Мазоня, облокотившись грудью на руль «тойоты», хитрил, настраивая Мишку. Всякий чужак, особенно из наших, вызовет конфликт, что совсем ни к чему. А тут вроде их собрат, хотя и «ссучился». Их картель. Мы умываем руки. Убрать же — всегда уберем…

Мишка Кошель притворно вздохнул:

— Пусть им займется Скирда.

— Федор так Федор. Тут твое слово — закон. Но, думаю, и у тебя время найдется, пока все детали не отладим. Нам с Душманом здесь не девок трахать, а только выпить для дела… Почему не выпить, если он нужен? Всегда надо быть выше своих амбиций. Амбиции — глупая штука, Мишель. Чистой воды субъективизм, как я думаю…

Мишка Кошель не знал, что такое «субъективизм», но в этот же четверг «вор в законе» Душман был приглашен на сходняк в ресторан «Русь».

20

— Вот уверен, что женщина не знает, какова цена мужчины, пока не расстанется. — Зыбуля крутил озорными глазами, и чернявый податливый Альберт был с ним согласен. Как-то так уж пошло, что Зыбуля запросто сошелся с Альбертом. Было у них что-то общее, несмотря на разницу в возрасте — Зыбуля был старше и умудреннее в этой жизни. Это была правда, что он имел успех у пожилых женщин, снимал их с ходу, а с одной киноартисткой, годившейся ему в бабушки, жил целый год, пока не пустил ее по миру. Собственно, а куда ему было деваться, когда пришел из колонии — освободить-то освободили (срок отбарабанил тютелька в тютельку), а что толку? Как был зеком, так им и остался — ни жилья, ни прописки. А тут, как манна с неба, такая подвернулась элегантная, что дух захватило, к тому же за первую ночь предложила хорошие «бабки». Думать не стал — сложен крепко, кряжисто, азарт страшный. Целых полгода, а то и больше Зыбуля кочевал по бабьим квартирам — житуха вдоволь: и удовольствие, и продовольствие. Приоделся ненароком: джинсы, куртка фирмовая. Стал на человека похож: мордашка расцвела, что черемуха по весне.

Да и как тут не расцвести, если отбоя не было? Одна бабенка в страсти даже сказанула:

— А ты, Леонид, великий Альфонс! Прибор у тебя ладный, а темперамент похлеще, наверное, чем у Гришки Распутина.

— Что еще за Альфонс? — удивился Зыбуля.

— Поверь мне, бабе, что быть Альфонсом куда лучше, чем бомжем или нищим.

Но пришло время, и Зыбуля пресытился бабьим удовольствием — потянуло на волю. Тогда его и нашел Хозяин.

Зыбуля почему-то сразу, как увидел Альберта, примазался к нему. Мазоня не препятствовал их отношениям, и как-то, оставшись наедине с Зыбулей, горделиво спросил:

— Неплохой пацан у меня растет?

Зыбуля внутренне съежился, помедлил с ответом.

— Что молчишь, аль не нравится? — засмеялся Мазоня.

— Что надо, — твердо выпалил Зыбуля. — Алик, что надо. Это я по-совести.

Мазоня подобрел.

— Вот что скажу. Кругом таких пацанов уйма. К ним надо присматриваться. Ты бывал в «конторах»?

— Сам прошел «контору» — дом родной.

— Вот то-то! — усмехнулся Мазоня. — Сам прошел…

Мазоня еще в тюрьме приглядывался к местам, где, словно муравьиные кучи, росли подростковые преступные группировки. Теперь, оказавшись на Волге, он удивлялся близорукости Хозяина. Если еще вчера шли улица на улицу, стенка на стенку, то сегодня с заклятыми врагами заключались договора, и современная молодежная «коза-ностра» стала заметно отличаться от прежней.

Уголовный мир, «урла», внес свою лепту в подростковое движение. Примитивность и жестокость бандитских «контор» властно соблазняла мальчишек многих волжских городов: был в этом криминальном шествии период романтический. Пацаны шли за «правильной» жизнью. Это была их справедливость, которую не замечали взрослые, и она железно выражалась в единении, кучности, когда вся «куча» своя и когда били чужаков, чтобы знали наших, и когда били фарцовщиков, мажоров и длинноволосых.

На фоне «правильной» жизни и родились авторитетные борцы — «авторы». «Авторы» оказались наиболее подвержены зонной психологии; и когда клали дань на «чушпанов», и когда копили деньги «на тюрьму», и когда собирали друг другу на похороны.

Шли годы, поколения менялись. Пацаны вырастали из широченных и узких штанов, модных в свое время, взрослели и становились обыкновенными людьми. Но были и другие, кто занялся «настоящим делом», пополнив ряды мафии.

А подростковые «конторы» продолжали жить и вербовать в свою систему пацанов.

Мазоня не первым из уголовной элиты, кто раскусил суть этого движения. Они, мазони, еще находясь в тюрьмах, через своих посланцев — будущих «авторов», формировали сознание подростков. Теперь, когда время поменялось и прошлое изжило себя, «конторы» пацанов выбирали с криминальным уклоном. Грабежи, кражи, вымогательства давно уже не носили романтический характер: властвовали деньги… И группировки переходили в новое качество. Взрослый рэкет уголовников дополнялся рэкетом тинейджеров.

Мазоня искал подросткового вожака и нашел его в лице Зыбули. Леонид Зыбин был тот самый человек, который нравился подростку: он сексуален и смел, свой в доску и верен правильной воровской жизни.

Зыбуля быстро сколотил «контору». Пацаны рослые, нахальные, под стать самому Зыбуле. Нашли подходящий спортзал, где качали мышцы, отрабатывали элементы каратэ. Зыбуля, грудастый, широкой кости в плечах, оказывается, хорошо работал ногами и на глазах изумленной публики в прыжке ловко разбил тарелку, которую держал на высоте длинный пацан.

Когда было скучно, в спортзал приводили смазливых девочек: вольными их делала сама жизнь, да и пацаны, по хитрому научению, выбирали красивеньких; без труда их обрабатывали, так как в большинстве у многих дома были беспросветные пьянки и бедность, к тому же здесь они чувствовали «свою» атмосферу и защищенность. А если «мокрощелки не шли», использовали силу, подлость «подружек», шантаж…

Где-то в середине вечера, устав от каратэ, пацаны садились в кружок, а наиболее смелые девочки показывали стриптиз. Широко раскрыв дикие глаза, пацаны балдели. В любовь никто давно не верил, тем более что любовь на собственных глазах превращалась в секс.

Иногда были показные сеансы игры в «ромашку»… И девочки, однажды попробовав нескольких, сами балдели и задавали тон, что пацанам страшно нравилось. Главное разбудить в девке «зверя». Зыбуля с опытом профессионального альфонса это здорово умел и вчерашние несмышленыши, возбудив до страсти нервную систему, чертовски зверели на глазах подружек и пацанов.

Здесь поклонялись и таким молчаливым