В сравнении с карандашом нефть и газ – вещь достаточно примитивная. Но роль энергоносителей в мировой экономике, скажем прямо, несколько выше… То есть просто полностью вся наша жизнь от них зависит (что опасно). Есть, наверно, неизвестная нам пока точка на графике повышения цен на бензин, после которой производство двигателей внутреннего сгорания теряет смысл – автомобили перестанут продаваться. Но это значит, что страны-потребители нефти резко уменьшат закупки этого энергоносителя. Россия и страны ОПЕК в этом случае немедленно вынуждены будут понизить цены на продаваемую ими нефть – и баланс снова восстановится, будет нащупана цена, минимально приемлемая для производителя и максимально возможная для потребителя.

Опять же это – теория. А на практике цены на нефть и газ упорно идут вверх, ведь в своем реальном выражении, с учетом общей инфляции, они еще не догнали цены 70-х годов, когда в результате ближневосточной войны и арабского бойкота они подскочили сразу на 400 процентов.

С другой стороны, цены эти уже так высоки, что заставляют искать альтернативные источники энергии, и они, в общем-то, уже найдены. (Водород, солнечные батареи, ветряные мельницы да и та же ядерная энергетика, в конце концов.) Единственная проблема – переход на серийное производство и массовое использование пока еще слишком дорог – все еще дешевле продолжать сжигать нефть и газ.

Кстати, помните знаменитое выражение Менделеева, что топить газом – все равно, что ассигнациями? (Опять наша сквозная тема, не так ли – про сжигание денег?) Так вот, с сегодняшних позиций кажется, что он погорячился. Или устарел. А может, наоборот, заботился о будущем? Предвидел такой момент, когда запасы газа подойдут к концу и мы за голову схватимся. Наступит какой-то предел, после которого сжигание газа утратит всякий смысл, всякую полезность.

Баланс между минимально приемлемой ценой для производителя и максимально возможной для продавца (опять же на самом пределе) – это, как правило, не одна конкретная цифра, а некая маржа, некий разброс цифр, попадающих в просвет, в перекрестье между максимальными и минимальными ожиданиями.

Тут мы вплотную подошли к одному трудно произносимому и не очень удачному термину. Но если у вас стойкое отвращение ко всяким заумным словам (я, например, его разделяю), то пропустите их мимо ушей – вернее глаз.

Звучит это так: «предельная (или маржинальная) полезность». Смысл: есть предел полезности – и товара, и услуги, и, как ни странно, капитала и даже денег. И вот там, «на полях», в предельных зонах, происходит взаимодействие спроса и предложения и определяется цена.

И вот экономисты понапридумывали разные способы, как попытаться все это объяснить неспециалистам.

Например, парадокс воды и брильянта. Как такое возможно, что блестящие камушки – брильянты – стоят так дорого, а вода – совершенно необходимая для жизни вещь – так дешево?

Ответ: воды так много, что граница ее полезности теряется в речных и озерных глубинах (а также в небесах, откуда выпадают снег и дожди). В то время как брильянты, хоть и обслуживают некую эксцентричную, весьма смутной необходимости, потребность («лучшие друзья девушки»), тем не менее являются редкостью, и их мало, предел их вот он, очевиден всем, надо очень много добавить брильянтов, выбросить на рынок, чтобы цена сильно упала. И главное – все понимают, что это крайне маловероятно. Ведь предельная полезность – в значительной степени вещь психологическая, как и почти все, что касается денег.

Есть, конечно, и другое объяснение парадоксу: изготовление брильянтов требует больших расходов и усилий – вот они и стоят дорого. А расходы на воду совершенно незначительны, вот и стоит она ерунду.

Впрочем, не вижу особого противоречия между двумя. Читали ли вы роман советского писателя-фантаста Александра Беляева «Продавец воздуха»? Там некий злодей придумал технологию, как из атмосферы кислород выкачивать. Так что вскоре должно было оказаться, что этого газа не хватает, – и вот тут-то и выясняется, что этот товар полезнее и дороже любых драгоценностей – и люди, и государства готовы платить за него любую цену.

И, кстати, попробуйте-ка кислород «изготовить» в серийных масштабах. Как бы не оказалось, что процесс этот сложнее и затратнее огранки бриллианта.

А воду делать из кислорода и водорода – тоже дорогостоящее дело! Да и сколько раз уже в наше время приходилось наблюдать, как в условиях стихийных бедствий вода начинает продаваться почти по цене золота, если не брильянта. Это уже не предельная полезность, а крайняя нужда!

Но давайте вернемся к ценообразованию.

Сидит, к примеру, у себя на ферме фермер Боб, и выращивает он каждый год пять мешков зерна. В одном мешке он собирает неприкосновенное кормовое зерно. Еще одного ему хватает на пропитание и на корм домашнему скоту, из зерна третьего мешка он гонит виски, из четвертого кормит птиц в лесу, к которым он с детства питает слабость, а пятый выставляет на продажу. Вот этот предельный, маржинальный, извините за выражение, мешок и определяет цену на зерно на рынке.

А что произойдет, если Боб вырастит зерна еще больше – на один мешок? Вот тогда именно он и определит рыночную цену.

Но это в совершенно абстрактной ситуации, когда других фермеров в округе нет, когда он единственный производитель.

Но предельную полезность можно определять не только добавлением, но и вычитанием. Какие перемены может вызвать в этой формуле Боба неурожай? Во-первых, надо сразу уточнить: неурожай где – на ферме Боба, во всех остальных хозяйствах в округе или везде? И каков количественный масштаб – насколько меньше зерна он соберет?

В первом случае, при неурожае в 20 процентов на своей ферме, Боб скорее всего оставит без дополнительного корма лесных птах. В остальном в его жизни ничего не изменится. Труднее задача станет перед ним, если он соберет на 40 процентов меньше – придется ему, видимо, завязать с выпивкой. Ну а 60-процентный неурожай и выше – это уже катастрофа, резкое падение уровня жизни, потому что придется зарезать часть скота и, может быть, даже голодать.

С другой стороны, не менее драматические изменения в жизни Боба могут произойти, если неурожай ударит по соседям. В таком случае цены на зерно могут резко подскочить вверх – настолько, что соблазн оставить без зерна птиц и выставить на продажу не один, а два мешка из пяти может оказаться непреодолимым… Но вообще-то и без самогона можно обойтись, если цену дадут за зерно правильную (в конце концов, можно покупать иногда бутылочку в магазине).

Но есть некий предел, дальше которого Боб не пойдет. Есть предел и с другой стороны – стороны покупателя. Если цены на зерно его превысят, потребитель перейдет на рис или картошку, или даже лебеду будет есть. Таким образом, предельный мешок зерна, без которого Боб не сможет обойтись, и предельный мешок – или сумма – денег, который в состоянии будет покупатель на зерно потратить, определят между собой цену в этом году.

Но и падение цен (если у соседей вдруг дела пошли лучше) может иметь серьезные последствия. Бобу, возможно, придется продавать два мешка по цене одного, опять же пожертвовав бедными птицами, чтобы просто сохранить нравящийся ему образ жизни. А если цены упадут еще ниже, может случиться и так, что больше одного мешка продать не удастся – рынок перенасыщен. Со всех сторон существуют предельные максимумы и минимумы, между которыми и формируется цена на зерно.