Алисон отрицательно покачала головой.

— А тебя записать?

— Мне все равно.

— Винни бы очень не понравилось, как ты себя ведешь, — сказала Харриет. — Винни хотела бы, чтобы ты взяла себя в руки, занялась каким-нибудь делом и была счастлива.

— Я никогда больше не буду счастлива, — сказала Алисон и положила сэндвич обратно на тарелку. Слезы стали собираться в уголках ее томных, темно-шоколадных глаз. — Я только жалею, что сама не умерла.

— Алисон? — спросила Харриет.

Молчание.

— Ты знаешь, кто убил Робина?

Алисон начала обирать кунжутные семечки с хлебной корки. Она не поднимала на сестру глаз.

— Послушай, — сказала ей Харриет, — ты же была все это время во дворе. Неужели ты действительно ничего не видела?

— Так ты тоже была во дворе.

— Но мне было меньше года, идиотка, а тебе уже четыре. Как ты можешь ничего не помнить? Я помню практически все, что случилось со мной, когда мне было четыре года.

Алисон оторвала от сэндвича кусок хлебного мякиша и стала деликатно жевать. В этот момент на пороге кухни появилась Ида Рью, и девочки замолчали. Когда Ида вышла, Харриет повернулась к сестре:

— Пойми, Алисон, это очень важно. Я видела сон.

Алисон вздрогнула и села прямо. Она бросила на сестру быстрый взгляд из-под опущенных ресниц, и эта внезапная вспышка интереса не ускользнула от Харриет. В отличие от Эдди, которая считала Алисон чуть ли не дебилкой, Харриет прекрасно знала, что ее сестра вовсе не глупа, просто с ней надо было общаться очень осторожно, деликатно, чтобы не спугнуть. Поэтому Харриет села поудобнее и во всех подробностях пересказала сестре свой сон.

— Ну вот, и я думаю, — заключила она, — что это был вещий сон. Гудини что-то пытался передать мне. Я думаю, он пытался сказать, что я должна найти убийцу Робина. И ты должна мне помочь.

— Я не могу, — быстро сказала Алисон. — Я действительно ничего не помню.

— Хорошо, но, может быть, ты попробуешь записывать свои сны? — спросила Харриет. — Ты ведь все время спишь, какие-то сны тебе должны сниться. Мне кажется, в снах нам приходит то, что скрыто от нас наяву.

Алисон это понравилось, ее глаза слегка блеснули.

— Алисон! — крикнула из кухни Ида Рью. — Пора идти, детка, «Темные тени» сейчас начнутся.

Обе они были помешаны на этом сериале и смотрели его каждый день.

— Ну пойдем со мной, посмотри хоть одну серию, — сказала Алисон сестре. — Последнее время они стали ужасно интересными. Вчера там говорилось о прошлом, о том, как Барнабас стал вампиром.

— Нет, лучше ты мне потом расскажешь, а сейчас мне пора идти. Если я запишу тебя на плавание, ты будешь ходить?

— Не знаю. Наверное. Слушай, а когда у тебя в этом году начинается лагерь? Разве тебе не пора туда ехать?

— Девочки, девочки! — крикнула Ида Рью, вбегая в столовую и увлекая Алисон за собой. В руках она держала тарелку с собственным обедом, который намеревалась съесть, сидя перед экраном. — Идемте скорее, уже началось.

Харриет лежала на кафельном полу ванной комнаты — она заперла дверь на щеколду, аккуратно разложила вокруг инструменты и на мгновение застыла над чеком, вырванным из отцовской банковской книжки, крепко зажмурив глаза, чтобы собраться. Харриет уже давно овладела искусством подделывать как материнский, так и отцовский почерк, но на чеке отца надо было писать не останавливаясь, потому что иначе буквы начинали прыгать и выглядели не очень естественно. Сложнее всего было с почерком Эдди — у нее буквы стояли прямо, гордо, а ее характерные росчерки повторить было практически невозможно, поэтому Харриет подделывала ее чеки только в случае крайней необходимости.

Рука Харриет застыла над чеком — она сделала глубокий вдох. Из-за двери до нее донеслись тягучие аккорды музыкального вступления к «Темным теням».

Так, адрес бенефициара, Загородный клуб Александрии, стремительно, на одном дыхании вывела Харриет крупными, небрежными буквами. Сто восемьдесят долларов. А теперь самое простое — подпись. Она выдохнула, подняла листок и критически осмотрела его со всех сторон. Прекрасно, сам папа лучше не напишет. Харриет усмехнулась — с того времени, как она освоила искусство подделывания подписей, она уменьшила отцовский счет на пятьсот долларов, а то и больше. Совесть ее совсем не мучила — эти деньги принадлежали ей по праву, служили малой компенсацией за все плохое, что он ей причинил, и только боязнь разоблачения останавливала Харриет, чтобы до конца не опустошить отцовский счет.

Тетушки вечно ругали отца и всю его родню, называя их «холодными» и «невежами», и Харриет была с этим вполне согласна.

Никто в семье, кроме матери Харриет, не любил Диксона Дюфрена. Он был плохим отцом и ужасным мужем еще при жизни Робина, неодобрительно поджимая губы, бормотали тетушки, а уж как он относится к девочкам, так это просто преступление. После трагической смерти сына он даже отпуск не взял, чтобы побыть с женой, так и продолжал ходить на работу и на охоту поехал как ни в чем не бывало, когда Робин в земле еще и месяца не пролежал.

— Да лучше бы он просто с ней развелся, — гневно сказала как-то Эдди, — Шарлот ведь еще молода. А я видела, как молодой Виллори из Дельты на нее засмотрелся в церкви. Он из хорошей семьи, у него есть деньги…

— Ну знаешь, это ты загнула, — протянула Аделаида. — Ведь Диксон их обеспечивает.

— Я хочу сказать, что Шарлот могла бы сделать лучшую партию.

— А я хочу сказать, Эдит, что ты принимаешь желаемое за действительное. Вот уж не знаю, что бы случилось с малышкой Шарлот и девочками, если бы Дикс не посылал им чеки каждый месяц.

— Ну да, в этом что-то есть, — проворчала Эдит.

— Иногда я думаю, — дрожащим голосом сказала Либби, — что мы должны были настоять, чтобы Шарлот переехала в Нэшвилль.

После смерти Робина его отец принял предложение о новой работе и уехал в другой штат один, но спустя пару лет он предпринял несколько попыток убедить Шарлот перебраться к нему. В то время тетушки пришли в такую панику от самой мысли, что могут расстаться со своей «малышкой» и ее девочками, что проплакали не переставая несколько недель.

Харриет подула на подпись, но чернила уже высохли. «Ничего с ним не случится, — с презрением подумала она об отце. — Я могла бы попросить маму, она бы мне не отказала. Просто не хочу просить ее об этом сейчас, а то вдруг она тоже вспомнит про этот мерзкий летний лагерь?»

Харриет решила поехать в Загородный клуб на велосипеде. Дверь офиса была заперта — наверное, все ушли обедать. Она прошла по коридору до «Прошопа» («Магазина для профессионалов») и нашла там старшего брата Хилли — Пембертона Халла. Он курил сигарету за прилавком и читал газету.

— Можно я оставлю чек тебе? — спросила она. Ей нравился Пембертон: ровесник Робина, он когда-то был его лучшим другом.