— Какое-то время к нам в школу все время наведывались полицейские и священники. А мальчишкам нравилось говорить, что они что-то видели. Некоторые даже признавались, что это именно они убили твоего брата, представляешь? Просто чтобы на них обратили внимание.

Харриет глядела на него, не отводя глаз.

— Ну, знаешь, мальчишки любят дурака повалять. А этот Дэнни Ратклифф — вот урод! Он вечно хвастался тем, чего не делал, типа как он прострелил одному мужику коленную чашечку или подкинул живую гадюку нашей старухе математичке в машину. Он такое нес, у тебя бы уши завяли. — Пембертон помедлил. Он знал Дэнни Ратклиффа с детства — в школе тот был худым, неуклюжим и физически слабым парнем, который вечно бахвалился да нес всякую околесицу. Полное дерьмо. А вот нынче с ним связываться было бы опасно.

— Этот Дэнни просто ненормальный, — сказал он.

— А где я могу его найти?

— Полегче! Держись от него подальше. Он только что вышел из тюрьмы.

— За что же он там сидел?

— Почем я знаю? Драка на ножах или что-то в этом роде. Все эти Ратклиффы сидели за что-то, кроме малыша дауна. Кстати, Хилли сказал мне, что он недавно набросился на мистера Дайла?

Харриет была возмущена предательством Хилли:

— Что ты! Кертис его и пальцем не тронул.

Пембертон хмыкнул:

— А жаль. Этому мистеру Дайлу давно уже пора хорошенько наподдать.

— Так где я могу найти Дэнни?

Пембертон вздохнул:

— Послушай, Дэнни Ратклиффу сейчас двадцать лет. Он был совсем пацаненок, когда это случилось с Робином.

— Ну и что. Это мог сделать и ребенок. Может, поэтому его и не поймали.

— Ты что, самая умная? Думаешь распутать загадку, которую никто не смог до тебя разгадать?

— Так ты говоришь, он ходит в какой-то местный паб?

— Да! Да! Он ходит в таверну «Черная дверь». Но имей в виду, Харриет, он никак не связан с этим делом, а даже если бы и был, тебе надо держаться от него подальше. И от его сумасшедших братьев тоже.

— Они совсем сумасшедшие?

— Не то чтобы совсем… В общем, один из них — кто-то вроде проповедника, ходит по дорогам и несет всякую чушь о конце света и о том, что нам пора спасать свои души. А старший брат, Фариш, недавно вышел из психбольницы.

— А почему он там лежал?

— Его по башке ударили лопатой, что ли. Не знаю. Но каждый из них сидел в тюрьме, если хочешь знать, — он заметил, как Харриет взглянула на него, и быстро добавил, — не за убийство, поняла? Кражи машин, грабеж и все такое прочее.

Пем поднял чек и повертел его:

— Так что, малышка, это ваша плата? За тебя и Алисон?

— Да.

— А где Алисон?

— Дома.

— А что она делает? — спросил Пем, наваливаясь локтями на прилавок.

— Смотрит «Темные тени» по телику.

— И она будет ходить с тобой в бассейн?

— Если захочет.

— А у нее есть парень?

— Парни все время ей звонят, — мстительно сказала Харриет.

— Ах вот как? И что?

— А ничего. Ей не нравится с ними разговаривать. Полные придурки.

— А если я ей позвоню? Со мной она поговорит?

Харриет решила сменить тему и спросила:

— А знаешь, что я собираюсь делать этим летом?

— Ну?

— Я хочу проплыть весь бассейн под водой.

Пембертону уже надоело с ней болтать, и он картинно закатил глаза.

— И что потом? Хочешь попасть в передачу «Дискавери»?

— Я знаю, что смогу это сделать. Вчера вечером я задержала дыхание почти на две минуты.

— Эх ты, малышка, — сказал Пембертон и зевнул. — Предупреди меня, когда будешь нырять, а то я не успею вытащить тебя живой.

Харриет провела остаток дня, сидя за книгой на заднем крыльце. Ида, как обычно по понедельникам, стирала, мать и Алисон спали. Она уже дочитывала «Копи царя Соломона», когда Алисон, босая, растрепанная и раскрасневшаяся со сна, вышла на крыльцо в цветастом платье Шарлот. Она устало вздохнула и опустилась на стоящие у крыльца качели, подложила под себя подушки и большим пальцем ноги оттолкнулась от земли. Качели медленно поплыли взад-вперед.

Харриет внимательно посмотрела на сестру, положила книгу на крыльцо и подошла к качелям.

— Ты что-нибудь видела во сне? — спросила она.

— Не помню.

— Очень хорошо; если не помнишь, — значит, видела.

Алисон ничего не сказала. Харриет про себя сосчитала до пятнадцати и вежливо повторила вопрос.

— Да нет же, ничего я не видела.

— Но ты только что сказала, что не помнишь.

— Да отстань ты от меня, хорошо?

— Эй! — негромко позвал тонкий голос со стороны дороги.

Алисон приподнялась на локтях. Харриет, досадуя на то, что ее допрос прервали, повернулась и увидела Лашарон Одум, грязную маленькую девочку, которую она утром встретила в библиотеке. В одной руке та сжимала ручонку еще более мелкого светлоголового создания неопределенного пола, одетого в замызганную рубашонку, едва доходящую ему до пупа, другой поддерживала малыша в подгузнике, который сидел на ее бедре. Они были похожи на маленьких голодных зверьков — любопытных, пугливых и диких. Их бледные глаза светились странным серебристым светом на грязных, темных от загара лицах.

— Ой, здравствуйте, — обрадованно протянула Алисон, вставая с качелей и осторожно приближаясь к странной группе. Несмотря на свою застенчивость, она любила детей — не важно, белых или черных, и чем младше, тем лучше. Иногда она подолгу разговаривала с грязными оборванцами и попрошайками, которые бродили по дороге, хотя Ида Рью строго-настрого запрещала ей это делать. «Вот найдешь у себя в голове вшей, так мигом разлюбишь этих милашек», — ворчала она.

Дети опасливо смотрели на Алисон, но не убегали. Алисон подошла поближе и погладила малыша по голове.

— Как его зовут? — спросила она.

Лашарон Одум не ответила. Она глядела не на Алисон, а на Харриет. Несмотря на юный возраст, в ее лице было что-то старческое, а в глазах светились недобрые волчьи огоньки.

— Ты была в библиотеке, — сказала она.

Харриет молча встретила ее взгляд, но отвечать не собиралась. Она-то терпеть не могла всех этих оборвашек и была полностью согласна с Идой — пусть гуляют у себя во дворе.

— Меня зовут Алисон, — мурлыкала между тем Алисон. — А тебя?

Лашарон подкинула малыша повыше на бедро и ничего не сказала.

— Это твои братики, да? — обратилась к ней Алисон. — А как их зовут? — Алисон присела и взглянула в лицо ребенка, который волочил по земле большую книгу. Он держал ее за обложку так, что страницы подметали тротуар. — Ну, а ты скажешь мне, как тебя зовут?