Насупив лохматые брови и засучивая на ходу рукава, он двинулся к Георгию, и тому ничего не оставалось, как выхватить шпагу.

– Да он упорный, – отступил на шаг мужик, когда острие шпаги замаячило в сантиметре от его лица, и осторожно отвел заскорузлым, напоминающим древесный сучок, пальцем игольной остроты лезвие, целящее прямо в глаз. – Проблемы создает…

– Сейчас же освободите меня!

– Ну, это мы запросто…

Бородач вразвалочку направился к дому, у стены которого были свалены дрова, вернее, валежник, играющий роль дров, и придирчиво выбрал из кучи увесистую дубину, больше смахивающую на оглоблю.

– Сейчас я тебя освобожу, – пробормотал он, прикидывая дрючок на вес, остался недоволен и выудил еще один, подлиннее и помассивнее. – От всего на свете освобожу…

Мальчишка восторженно наблюдал за всеми этими приготовлениями, ковыряя в носу.

Арталетов вздохнул, спрятал шпагу в ножны и вытащил из-за пояса длинный кремневый пистолет, доселе спрятанный под полой. Вернее, только на вид напоминающий кремневый, а на самом деле – вполне современная имитация, лишенная всех недостатков своего прародителя. И с обоймой на десять «пээмовских» патронов в рукоятке.

Оружие это Жора отыскал в кладовке с реквизитом, видимо приготовленным Серым для путешествий по прошлому. Хотя по очертаниям машинка больше напоминала дуэльные пистолеты середины девятнадцатого столетия, Георгий решил взять ее с собой. Анахронизм анахронизмом, а огневая мощь не помешает.

– Осторожно! – взвизгнул маленький мерзавец, прячась за толстенную ногу покровителя, как за дерево. – У него ствол!

– Что ж ты, зараза мелкая, не проверил? – ласково пожурил громила напарника, опуская свой «длинномер».

– Да не думал я, – оправдывалась «мелкая зараза» (просто удивительно, как это прозвище подходило к противному пацанчику), разводя ручонками, – что у такого лоха пушка может быть! Пентюх пентюхом на вид, а поди ж ты…

– Я вам не мешаю? – напомнил о себе Арталетов, держа на прицеле необъятное брюхо бородача, промахнуться в которое было просто немыслимо даже при его невеликом опыте: стрелять можно было, вообще не целясь. – Вытащите меня отсюда, а то стреляю немедленно!

Страха он никакого не испытывал, поскольку давно уже нащупал свободной рукой «хрономобиль» и в любой момент мог испариться прямо на глазах ошеломленных разбойников. В первый свой визит он точно так и поступил бы, но теперь что-то мешало. Мужество просыпалось, что ли?

– Ты курок сначала взведи, – насупившись, буркнул мужик. – Стрелок…

Но нападать тем не менее не спешил, задумчиво вертя в руках свою оглоблю, словно зубочистку.

– Спасибо. – Коря себя, Жора щелкнул бутафорским курком.

– Кушайте с булочкой, – ответил пузан и, взглянув из-под руки на садящееся за голый лес солнце, аккуратно прислонил к стене «оружие».

– Никуда этот шустряк до утра не денется, – положил он могучую лапу постреленку на плечо. – А нам с тобой баиньки пора. Да и аппетит, козел, мне совсем перебил…

– Мне тоже!

Похихикивая, странная парочка удалилась в дом, а д’Арталетт остался торчать во дворе памятником самому себе, сжимая в руке бесполезный пистолет…

* * *

Смеркалось.

В доме-крепости давно зажглись и успели погаснуть окна-бойницы, из чащи на поляну вкрадчиво выбирались клочья ледяного тумана, в котором, изредка чем-то позвякивая, привидениями перемещались кони. Стоять было тоскливо и ужасно неудобно.

Попробуйте-ка часок простоять на прямых ногах, намертво зажатых в чем-то вроде тисков – ни с ноги на ногу переступить, ни присесть. Именно сейчас Жора понял скрытый смысл такого изуверского орудия средневековой пытки, как колодки. Почище испанского сапога будет, хотя на первый взгляд – сплошной гуманизм и христианское милосердие.

Пора было как-то выбираться из проклятого болота, тем более что сырое холодное марево, заволокшее все вокруг, пробирало до костей не хуже крещенского мороза.

Георгий извлек из кармана зажигалку и осторожно (чем черт не шутит – может, из темного окна за ним сейчас внимательно наблюдают) затеплил огонек.

Выяснилось, что ни в какую трясину он не проваливался. Ноги стояли на твердой земле, по щиколотку скрытые какой-то травкой, вернее, кустарничком с мелкими плотными листочками. Но держала эта невинная на вид растительность не хуже застывшего бетона.

Мало того, прикоснувшись пальцем к одному из листочков, Арталетов прилип и лишь огромным усилием освободился, оставив коварному растению клочок перчатки.

«Вот это цепкость! Куда там смоле какой-нибудь…»

Выход, конечно, был: «хрономобиль» так и притягивал к себе руку. Но спасовать перед какой-то травкой?

Пленник принялся раскачиваться на месте, намереваясь немного ослабить хватку странного растения. Он пытался освободить хотя бы одну ногу, пусть даже ценой подошвы, но ничего не получалось. Раскачивалось только тело от колен и выше, сапоги же стояли как влитые.

«Дохлое дело, – решил Георгий, добившись лишь того, что согрелся, даже вспотел немного от непривычных физических упражнений. – Таким макаром ее, заразу, не взять… Может, поджечь?»

Увы, сочная зелень воспламеняться не желала, да и туман, сгустившийся у земли в некое подобие желе, горению не способствовал. В такой сырой атмосфере вряд ли помог бы и бензин, разве что напалм какой-нибудь…

«А если шпагой?..»

Попытка завершилась тем, что путешественник лишился и шпаги, напрочь завязшей в предательской травке. Вырвать ее без риска сломать клинок или оторвать гарду, не представлялось никакой возможности.

Вообще беда.

«Что же делать?..»

– Что, не получается ничего? – раздался над ухом скрипучий голос.

– Вот, – сказал Ежик. – Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! – позвал он. Но лошадь ничего не сказала.

С. Козлов. «Ежик в тумане»

– Что, не получается ничего?

Георгий вздрогнул от неожиданности, выпустил из рук рукоять шпаги, так и оставшейся мерно покачиваться, и выхватил из-за пояса пистолет, заполошно озираясь.

– Кто тут?

– Да я, я, не бойся…

Из текучего туманного марева показалась печальная морда лошади, на вид давно пережившей срок, отпущенный ей лошадиным создателем: вряд ли у молодой будет такая шерсть – не белая, а какая-то белесая, седая… Да и глаза чересчур уставшего от жизни создания.

Арталетов ожидал, что вот-вот появится и всадник, но кляча все продолжала вдвигаться в доступное взгляду пространство, и вскоре легко можно было убедиться, что отсутствует не только всадник, но и упряжь вообще. Разве что кто-то держался за хвост и оставался, так сказать, в тени.