И тогда вопрос «быть или не быть?» станет восхитительно неуместным!»

Анна сама же и прочла эту вещицу, но не на торжественном вечере в Доме кино, а уже потом, когда выпивать стали. В манере Жванецкого. М.Ж. был в восторге. А я гордился ею страшно! И не скрывал этого. Умница моя, красавица! Сейчас, когда встречаю М.Ж., он мне на портфельчик показывает, вот, мол, где она у него хранится — в самом дорогом месте. «Уж конечно, — говорю, — портрет в портфеле не потаскаешь».

* * *

Анна Федоровна не находила себе места. С одной стороны, ей ужасно хотелось уехать на дачу. Нужно было побыть одной, о многом подумать. События последних дней буквально выбили ее из колеи. Но она никогда не позволяла себе распускаться, не собиралась этого делать и сейчас, хотя так больно и горько ей не было еще никогда. Вдруг она вспомнила, как муж, устав от не шибко умного, но назойливого журналиста, на вопрос: «Ваше любимое занятие?» — с вызовом ответил: «Латать шкуру, потравленную молью переживаний!». Вот и Анне Федоровне сейчас нужно было кое-где поставить заплатки. Где взять силы для этого, она знала. В лесу, в их с Володей любимом сосновом бору…

С другой стороны, Анна Федоровна сильно тревожилась за Верочку. Оставить ее сейчас одну, пусть и под присмотром мудрой Эльзы, она не решалась. Они практически не разговаривали в эти дни. Анна Федоровна все время проводила в фонде. Работы было много, ее это радовало, помогало отвлечься от ненужных мыслей. Чего не придет в голову оскорбленной женщине. И все же ее неудержимо тянуло к природе, хотя бы на день.

Она зашла к дочери, чтобы предупредить о своем отъезде, но Веры в комнате не оказалось. И тогда она увидела эту газету, маленький кусочек выглядывал из-под подушки. Это были «Новости за неделю», а там… и про то, как на похоронах мужа безутешная вдова красовалась в роскошной шляпке от Стивена Джонса, и про миллионное наследство художника, и про многочисленных наследников, которые выросли как грибы, стоило Мастеру почить в бозе… Это была последняя капля. Не дочитав до конца, Анна Федоровна в клочья порвала газету и, открыв окно, выбросила на улицу. Написала записку дочери и вызвала шофера.

Машин на дороге было много, они то и дело останавливались. Пока доехали до МКАД видели две аварии. «Может, это знак и не нужно ехать? — подумала Анна Федоровна. — А, ерунда! Про такие знаки Володя, смеясь, говорил, что у каждого планида своя: если суждено быть повешенным, в канализационный люк путь заказан».

— Алексей, ты отвозил Владимира Григорьевича к этой женщине?

Обсуждать с кем-то свою личную жизнь было не в правилах Анны Федоровны. Но сейчас она проявила слабость, и ей, как ни странно, стало легче.

— К какой?

— Их что, много было?

Алексей замялся. Ему было неловко. Он никогда не лез в чужую жизнь со своими понятиями и никому не позволял лезть в свою.

— Алеш, скажи правду, я на тебя зла не держу. Ты человек подневольный, тебе приказали — ты повез.

— Возил.

— И что, мальчика видел?

— Видел. Раз в месяц мы заезжали в гимназию, возили ему подарки. У Володьки-маленького как раз занятия заканчивались.

— И когда у него заканчиваются занятия?

Алексей посмотрел на часы.

— Через двадцать минут.

— Алеша, едем в гимназию. Мы успеем?

— Во всяком случае постараюсь.

Они приехали вовремя. Машин на обратном пути было мало, светофоры, как сговорившись, давали зеленый свет. Алексей остановил машину, откуда лучше всего просматривался двор гимназии. Анна Федоровна вглядывалась в лица мальчиков, стараясь угадать, кто из них Володя.

— А вот он. — Алексей показал на группу мальчишек, игравших в снежки. — Видите? Тот, который в красной куртке и черной шапочке с белой полоской.

— Хороший мальчик, — оценила Анна Федоровна. — На Володю похож.

Она увидела, как Володя-младший кинул снежком в мужчину, который шел ему навстречу, и попал, а тот, в свою очередь запустив снежком в мальчика, промахнулся.

— Ты его знаешь, Алеша? Кто это?

— Это Юра, друг этой женщины. Повезло мальчишке, он для него вроде отца. Настоящий мужик, правильный.

— Друг, говоришь, не муж.

Глядя на Володю-маленького, Анна Федоровна пыталась разобраться в своих чувствах, но ей это не удавалось. Лишь одно она смогла вытащить из вороха нахлынувших на нее чувств: она рада, что мальчик больше похож на отца, чем на мать.

— Ну что, на дачу едем или как? — Алексею не терпелось увезти Анну Федоровну подальше отсюда. Он жалел ее.

— Едем, Алешенька, едем. — В сумочке Анны Федоровны зазвонил мобильный. Она достала телефон. — Алло. Да-да, я слушаю… Кто? Галина Васильевна. Нет, не удивлена. Меня уже ничто не удивляет… A-а, вы и это знаете?.. Повидаться, поговорить? Ну что ж, соблаговолите сообщить ваш адрес моему шоферу… Да, я могу подъехать прямо сейчас.

* * *

— Простите, — обратилась Вера к пожилой женщине, — вы случайно не знаете, где находится склад номер… — она заглянула в бумажку, — номер семнадцать?

— А вон он. — Женщина указала рукой на большой ангар, стены которого были изрисованы граффити. И оценив, что перед ней порядочные девушки, по-свойски предупредила: — Там такие рисунки неприличные нарисованы, а слова… Срам, да и только! — И перекрестилась.

Вера и Саша подошли к ангару. Слева от двери вокруг небольшого костровища стояли три перевернутых ящика. Звонок не работал. Вера изо всех сил стала колотить в железную дверь. В промежутках между ударами прислушивалась.

— Не исключено, что там цепочка, — вслух рассуждала Вера. — Стало быть, если он увидит нас вдвоем, нам его не достать.

— Но он же не может сидеть там вечно?

— Еще как может! Это же продовольственный склад. Сделаем так: я в любом случае отойду в сторонку, пусть он только тебя видит, а когда он откроет дверь…

— Иду, иду, — донеслось из глубины ангара.

— Тихо. — Вера приложила палец к губам и шепотом добавила: — Ты только не стой с таким лицом, не то этот гад сразу догадается, что дело нечисто.

— Я уже тут, открываю… — Голос Геннадия потонул в металлическом скрежете отодвигаемого засова. — A-а, это вы моя милая, — глядя в щель, протянул он.

Дверь действительно была на цепочке.

— Гена, вас прямо не узнать. Что вы тут делаете?

— Сашенька, я здесь по делам фирмы.

— Но почему вы… — Саша с изумлением смотрела на него: волосы взъерошены, глаза воспалены, изо рта пахнет перегаром. — Что с вами?

— Видите ли, Сашенька, я… нездоров. Но вы позвонили, настояли на встрече… вы хотели мне сообщить нечто важное… Я весь внимание.

Он на