Они приблизились к камину, и Гейб отметил, как его отец, вскочив с места, обеими руками схватил руку Кассандры.

– Кассандра, дорогая, – сказал он, – ты выглядишь просто ослепительно.

Его слова, произнесенные торжественно и почтительно, наждаком проскрежетали по нервам Гейба. И все же он сохранил самообладание. Ничего страшного, даже если к концу вечера Кассандра от щедрых комплиментов вообразит о себе Бог знает что. Он с этим справится. К тому же комплименты его будущей жене – это хорошо, а не плохо. Настоящий жених был бы без ума от счастья, если бы шел под руку с такой женщиной.

– Да, от нее прямо-таки свет идет, не так ли? – сказал Гейб, обнимая Кассандру за плечи.

На него повеяло восхитительным ароматом ее духов, и Гейб застыл. Ничего, с этим он тоже справится.

– Манкмайеры, Гарлески и Билаки уже здесь, Гейб, – шепнула Лоретта. – Начни с них, а затем обойди весь зал.

– Я знаю, что делать, мама, – проворчал Гейб.

– А я – нет, – снова улыбнулась ему Кассандра.

У Гейба бешено заколотилось сердце. Как может она выглядеть такой обаятельной, такой невинной, такой прекрасной, в то время как... в то время как с ним она обходится так жестоко? До него это не доходит.

– Гарлески и Билаки – это деловые партнеры отца Гейба, – снова шепотом просветила молодую женщину Лоретта.

– А разве Сэм не отошел от дел? – спросила Кассандра.

– И да, и нет, – усмехнулся Сэм. – Я по-прежнему вкладываю деньги. И мне не хочется отставать от крупных игроков. А Гарлески и Билаки – крупные игроки.

– А кто такие Манкмайеры?

– Они владеют контрольным пакетом акций сети дешевых магазинчиков, в одном из которых ты, скорее всего, и купила свое платье, – с нескрываемым ехидством произнес Гейб, так как сидящий у него внутри демон никак не мог утихомириться. И тут же постарался быстрее увести Кассандру подальше от родителей, надеясь, что смысл его последнего замечания не дойдет до них.

Когда Гейб вел Кассандру по залу, он чувствовал себя волком, попавшим на скоростную автостраду. Сказать, что своим очарованием Кассандра сразила наповал всех знакомых его родителей, значило бы не сказать ничего. Она была великолепна. Восхитительна. Она показала себя потрясающей актрисой. И он не мог этого вынести.

Почему? Гейб не имел ни малейшего понятия. Но его это просто бесило.

Ему нисколько не стало лучше, когда горничная с Кэнди на руках объявила, что ужин подан. Девочка была в ярко-красной пижамке, похожей на наряд Санта-Клауса, который довершала красная шапочка с белым помпоном. Мать Гейба поспешила к горничной и забрала у нее Кэнди, чтобы показать девочку гостям. Потом взяла слово его бабушка, поведавшая собравшимся о том, как она укладывает Кэнди спать, кормит ее, а теперь еще стала учить ее читать.

Сэм напомнил матери, что Кэнди едва исполнилось восемь месяцев и она только-только начинает говорить, но Эмма, нисколько не смутившись, отмахнулась от него, сказав, что, как только Кэнди заговорит, она сама подтвердит, что Эмма научила ее читать. Очарованные гости восхищенно поддакивали. Но наконец ребенка унесли спать.

По большому счету, дела шли не просто хорошо – прекрасно. Именно так, как хотел Гейб. Но почему-то успех нисколько не радовал его. Наоборот, он только и думал о том, как бы поскорее сбежать с этого проклятого праздника.

Но ему пришлось занять место во главе подковообразного стола в обеденном зале. Кассандра села справа от него, и Гейб даже поцеловал ее в щеку, подавая стул, за что удостоился, черт возьми, благодарной и обворожительной улыбки. Он выдержал торжественный банкет и обязательные разговоры, но, когда заиграл оркестр, готов был уйти. Мало того, что он чувствовал себя полным идиотом, не в силах разобраться в собственных чувствах, у него к тому же разболелась голова.

– Гейб, по-моему, мы с тобой должны потанцевать, – прикоснулась к его локтю Кассандра.

– Что? – очнулся Гейб.

– Мы должны пойти танцевать. Твои родители на площадке для танцев одни.

– Ах да, ты права, – согласился Гейб и повел ее на небольшую площадку, которую устроили, сдвинув в гостиной мебель и скатав ковры, после чего открылся блестящий пол из ценных пород дерева.

Кассандра скользнула в объятия Гейба, словно там было ее исконное место, и у него застучало в висках. Она прижалась к нему, положив голову ему на плечо, и пульсация, оставив в покое виски, переместилась далеко вниз. Решив покорно стерпеть все муки, Гейб опустил подбородок Кассандре на макушку, но та вдруг неожиданно отстранилась от него.

– Может, скажешь, что случилось? – тихо спросила она.

Гейб вздрогнул.

– С чего ты взяла?

– Видишь ли, несмотря на то что Эмма счастлива, мать твоя сияет, а отец выглядит так, словно заставил содрогнуться финансовый рынок, у тебя вид человека, которому зачитали смертный приговор.

– Я, как и положено, играю свою роль.

– Может быть, ты чересчур стараешься? – улыбнувшись, предположила Кассандра.

Неизвестно почему – разве только потому, что ему хотелось так думать, – но, увидев сверкнувшие у нее в глазах искорки, Гейб заставил себя поверить, что Кассандра действительно улыбается ему, а не изображает улыбку ради толпящихся вокруг гостей. Внезапно головная боль прошла, и Гейб снова почувствовал себя человеком. Но неутихающий дух противоречия не мог смириться с тем, что Кассандра разом сумела избавить его от идиотских ощущений, от которых он страдал весь вечер. Она – их причина, а не лекарство от них.

– Возможно, это ты чересчур стараешься, – сказал Гейб и быстро закружил Кассандру, так как музыка сменилась на вальс.

– О, значит, по-твоему, лучше бы твои родственники и знакомые считали, что ты собираешься жениться на брюзге?

Гейб не смог удержаться и улыбнулся. Слова Кассандры развеяли все его беспокойство. Теперь он даже не мог вспомнить, почему еще так недавно злился на нее. Хотя и не очень понимал, почему сейчас ему так уютно. Ясно одно: сейчас ему хорошо, а большего и желать нельзя.

– Да, ты права. Ума не приложу, отчего сегодня весь вечер веду себя как полный идиот. Наверное, меня просто бесит сахарный тон, каким ты говоришь с моими друзьями.

– Ого! – произнесла Кассандра, проводя пальцем по воротничку его рубашки, ласково поддразнивая его. – Если бы я не была уверена в обратном, то решила бы, что ты ревнуешь.

– Я не ревную, – сказал Гейб и быстро крутанул Кассандру в надежде, что та умолкнет, потому что не был уверен, что сказал правду.

Может ли он испытывать ревность из-за того, что его заносчивая, злобная, ограниченная и старомодная соседка любезничает с его друзьями?

Не-ет! – заверил себя Гейб и тут же испытал укол совести. Никакая Кассандра не заносчивая, не злобная, не ограниченная и не старомодная. У нее ребенок. Ее выводило из себя, когда шумные вечеринки будили Кэнди. Она имела полное право просить его вести себя потише. И теперь, глядя на ее платье, Гейб видел, что она вовсе не ограниченная и не старомодная. Такой она казалась ему раньше просто потому, что он никогда хорошенько к ней не приглядывался...