— Как же вы ими в цель попадаете, да еще за 20 километров?!

— Мы все рассчитали — если нос самолета задрать на 15 градусов, плюс скорость самолета 800 км/час, плюс ресурс ракеты, получается попадание в район цели.

— «В район цели»?! Да вы же мирных там кладете штабелями! А боевые цели остаются нетронутыми!

— Все у нас точно рассчитано! Ракета С-8 сама летит 5 километров, а если с полета пускать да под 15 градусов, получается точно 18 километров дальность. «Грады» же так работают, вот и мы придумали такой способ.

Я тогда только руками развел. Хотел, конечно, многое ему сказать, да и не говорить там надо было, а по морде ему бить за такую работу. Но не стал ни бить, ни говорить. Бесполезно все это было — «шкраб», он и есть «шкраб».

Причем понятно было, что мирного населения они там, с такой точностью «работы», накосили десятки, если не сотни человек. Но ведь еще и боевые цели наверняка не пострадали — а эти бойцы-то потом докладывали, что «цель уничтожена»! Притом что неуправляемыми ракетами можно только с пикирования работать, и только по видимой цели.

Позже мне довелось побеседовать с сухопутными коллегами, и они меня неприятно удивили своими оценками работы «русских штурмовиков». Говорили, что «толку от этой авиации нет никакого». И мне, конечно, было понятно, почему они так рассуждали, — это, конечно, стыд сплошной был перед пехотой, а не работа.

Но потом, когда эти затейники улетели обратно к себе в Московский округ, мы местную пехоту быстро научили авиацию уважать. Абхазы тогда впервые узнали, что, оказывается, русские штурмовики могут за линией фронта работать — а ведь их все эти месяцы убеждали, что это принципиально невозможно.

Перед самым отлетом в Россию орлы Коваленко меня все-таки напоследок добили своей простотой, которая, как известно, хуже чем воровство.

Случилась у нас такая история — абхазы готовили очередной прорыв линии фронта, соответственно, нам по этой линии фронта надо было отработать по-хорошему, чтоб превосходящие силы грузин не смогли изрешетить и без того измученных абхазов.

Особо выделяло операцию то обстоятельство, что работать нам предстояло ночью, да еще в неблагоприятных погодных условиях.

И вот взяли мы все себе цели, из тех, что назначил штаб, при этом бойцы Коваленко неожиданно выбрали себе цели в самом Сухуми — там что-то вроде штаба грузинских войск располагалось, по данным нашей разведки.

Я себе для работы взял, помимо прочего, светящиеся бомбы, САБы, — просто понимаю, еще с Афгана, что если ночью работаешь по цели, то без подсветки нельзя. Или САБы, или костры разведгрупп, или фары автомашин, но что-то штурмовику должно указывать на цель, иначе ему придется работать по наитию, то есть наугад. По «молоку» нельзя работать, иначе будешь потом всю жизнь каяться, что мирных положил без счету.

В эту ночь было запланировано по одному вылету каждой пары как в моей эскадрилье, так и в эскадрилье Коваленко.

И вот ушли к линии фронта, в моей паре ведомый сбросил над целью САБы, затем работаем по очереди ракетами, бомбами, пушками, все как обычно.

При этом у нас с орлами Коваленко между нашими целями расстояние было километров тридцать, я при планировании операции даже эшелоны по высоте только между своими распределял, потому что незачем было столичных орлов в наши мероприятия впутывать — слишком далеко они от нас были, ну никак не могли мы друг другу помешать.

И вот отработал я с пикирования по цели ракетами, захожу на второй круг, бросаю бомбы, слежу за целью, выхожу из пикирования и вдруг вижу прямо у себя по курсу самолет.

То есть буквально прямо у меня пред носом, в свете моих САБов, пролетает неожиданная воздушная цель.

Я, конечно, кричу по рации:

— Кто здесь?!

Думаю при этом всякое — например, что мой летчик вдруг нарушил летный порядок, хотя, согласно распорядку, должен только через пять минут прилететь, дорабатывать цель.

Но в ответ тишина.

Снова кричу в рацию:

— Кто над моей целью находится?!

Молчание.

Ладно, думаю, в бою всякое бывает. Дорабатываю цель из пушек, пока САБы не погасли. По рации слышу странные переговоры:

— 505-й, ты где?

— Подхожу к цели.

Интересно, думаю. Может, это грузины тут рядом так нагло работают. Хотя, конечно, на грузин совсем не похоже — они очень осторожные были, без прикрытия не работали и чуть что тут же удирали.

Тут САБы начали гаснуть, я набрал эшелон, ухожу. За мной ведомый начинает работать, вижу, как САБы вешает и все такое.

Прилетаю в Гудауту, сажусь, смотрю, я не один на посадку иду, еще летчик из эскадрильи Коваленко тоже садится.

Я вылезаю из машины, смотрю на него в упор.

Тот летчик тоже вылезает, дергается на поле, потом сам ко мне подходит.

— Михалыч, извини, это я был. Извини еще раз.

— Ты как в моем районе оказался? Как ты над моей целью оказался? Выведи я раньше машину из пикирования или ты чуть позже пройди в этой точке, разница тридцать метров, мы бы погибли оба!

— Прости. Понимаешь, я увидел, вы подсвечиваете так здорово, все видно хорошо, ну я и решил поискать у вас свою цель.

Я не стал ему ничего говорить — тут все понятно. А для непонятливых я поясню — на тридцать километров САБы точно не светят, это уже за гранью добра и зла. Человек просто летал там, где ему было комфортно летать, а не там, где предписывало полетное задание.

Что делать — пошел к полковнику Коваленко, говорю — запрети этому чудаку летать, он же нас всех погубит. Но полковник никак реагировать не стал, хотя я и другие варианты ему предлагал — например, что мои летчики будут для его летунов САБы вешать, а те в удобных условиях работать.

Я тогда не успокоился, пошел уточнять, как этот герой по Сухуми работал, если он такой тупой и свою цель под моими САБами искал? Он же без ракет вернулся, куда же он их девал?

Прижали мы его к стенке, он и признался — метался над линией фронта, боялся грузинских ПВО, искал свою цель, увидел нашу подсветку, пошел туда, понял, что ошибся, и в отчаянии отработал ракетами куда-то «в направлении цели».

Понятно, да? Он выпустил боевые неуправляемые ракеты туда, где, по его предположению, могли находиться вражеские войска. То есть где-то в Сухуми, где, помимо вражеских войск, находилось еще тысяч сто мирных жителей. Остается молиться, что эти ракеты просто ушли в горы, а не попали по женщинам и детям.

Я был просто счастлив, когда эти вояки ушли из Гудауты. Конечно, не одни они виноваты в этой ситуации — они пришли к нам из первой воздушной армии, которая хоть и базировалась в Германии, но боевого опыта не имела. Полк был учебный, все летчики пришли из Борисоглебского училища, они даже на полигонах не тренировались толком.