Держи. Это тебе, – протягиваю подарок и отхожу на шаг назад.

Чтобы сохранить ясность, ну и в случае чего быстрее скрыться.

Аверин недоверчиво забирает у меня пакет. Открывать не спешит. Он наслаждается моим замешательством. Растягивает время. А оно и впрямь ему подчиняется. Тянется и тянется, как сгущенка.

Когда Стас раскрывает пакет и достает оттуда футболку, вовсе не дышу. Вытягиваюсь по струнке и жду его вердикта.

– Футболка? – недоверчиво спрашивает.

– Белая. Как ты любишь.

Взгляд обводит его фигуру, обтянутую такой же белой футболкой, только на несколько тысяч дороже.

– “Ля мажор”? – читает надпись и начинает громко смеяться.

Глаза переводит с вещи на меня и обратно. В горле застряли слова. Или смех. Может быть, слезы. Все смешалось, и я готова воспроизвести все, что скопилось.

– “Натуральный, гармонический, мелодический” – перевернув, читает на обороте, – это все обо мне?

– Нет, это о ля мажоре, мажор.

Скрещиваю руки и прикусываю губу. Так сильно, что помимо сладости от гигиенички на языке еще и вкус крови.

Стас ненадолго прекращает смеяться. Он уставился на вроде бы ничего не значащие слова, и захотелось подойти к нему близко и положить руку на плечо.

Живот в камень превращается.

Смотрит, смотрит на подарок, а потом в мои глаза исподлобья с хитростью вглядывается. И меня еще лисицей называет. Сам, блин, тот еще лис.

– Примеряй давай.

– То есть мне раздеться?

Об этом я как-то не подумала. Поворачиваю голову вправо и опускаю взгляд. Но я все равно вижу перед собой лицо Аверина. Довольное какое-то, радостное. Или мне это только кажется.

Стас ловко стягивает с себя свою футболку, откидывает куда-то в сторону. Слежу за траекторией падения, а вместе с тем мое сердце переворачивается сверху вниз и застывает.

Аверин прекрасен, я помню. Но свет, который падает через окно, делает из него какого-то, блин, греческого бога.

По аудитории расползаются смешки и возгласы девчонок.

Ревность рвется наружу.

Мажор надевает подаренную футболку и, подняв руки вверх, крутится.

“Ля мажор” написано прямо на его сильной груди. Как я и хотела.

– Ну как я, лисица? Стал гармоничным и мелодичным?

– Нет. Все такой же придурок, – со смехом говорю. Мне нравятся наши препирательства. О каком я игноре еще думала?

Стас складывает свою старую футболку и убирает в рюкзак, оставаясь в моем подарке. Это льстит. Надо было все-таки какую-то надпись от себя оставить. Не портрет, конечно, но…

– Еще подарки будут? – нагло спрашивает.

– Пока, Стас, – разворачиваюсь и ухожу из аудитории.

Кожа спины вся мокрая, а еще горит. Он ведь вновь смотрит мне вслед.

– Да, на лейбл посмотри. Теперь я всегда буду с тобой, когда будешь надевать эту футболку.

И закрываю за собой дверь.

Хотела бы я все-таки увидеть реакцию мажора, когда на лейбле он увидит рисунок лисицы. Не я это придумала. Просто у ребят, которые занимаются принтами на футболках, такая этикетка. Удачно, да?Сборы в институт занимают у меня теперь много времени. Макияж, укладка, наряд…

Вчера я назаказывала кучу разных книг. «Влюбить в себя любого», «Все мужчины любят стерв», «Магия любви» и все в таком духе. Читала вместо подготовки к семинарам.

Естественно, ничего в моей голове не уложилось.

– У тебя какой-то праздник сегодня, что ль? – Аленка целует меня в обе щеки и оглядывает со всех сторон.

Кручусь вокруг оси и более глупо себя еще не чувствовала.

На мне укороченные светлые брюки, майка, а поверх свободная рубашка, завязанная узлом под грудью. Волосы накрутила, на губах ярко-красная помада. Непривычно для меня.

– Просто решила преобразиться. Нельзя?

– Из-за Аверина?

Проницательная, блин.

– Ничуть. Я делаю это ради себя, – твердо выговаривая каждое слово для убедительности.

– Хм… ну ладно.

В институте сегодня непривычно пусто. Мы поднимаемся в аудиторию, когда я все украдкой посматриваю по сторонам. Мне нужно, чтобы Стас увидел меня.

– Кого-то ищешь?

– Пфф! Нет!

– У Костика сейчас лекция в триста пятой. Можем пройти через эту аудиторию, а потом спуститься к нам.

Блин. Все-таки поняла.

Прикусываю внутренние стороны щек. Волнение захлестывает, а проснувшаяся нервозность не дает мне стоять уверенно и ровно. Постоянно тянет что-то подправить и почесать.

– Хорошо, – опустив взгляд, соглашаюсь.

Аверин, стоя в углу, общается с Исаевым. Они оба над чем-то смеются.

Застываю на месте, не нахожу в себе больше сил двинуться дальше. Начинаю думать, что зря все это затеяла. Бесполезно и бессмысленно.

Стас неожиданно поворачивает голову в нашу сторону, встречаясь со мной взглядами.

Его улыбка сокращается, глаза перемещаются на мои губы. Хочется тут же смыть дурацкую красную помаду. Мажор хмурится и кривится.

Канаты натягиваются между нами, а по ним напряжение ползет. Он не делает шаг в мою сторону, не торопится приветливо улыбнуться. И глупо было бы этого ожидать от мажора.

А я понимаю, что сама не спешу к нему.

Делаю короткий вдох. Следом такой же выдох. Перед глазами от нехватки кислорода в крови краски становятся ярче, начинают мерцать, следом темнеть.

– Пройдем мимо, Ален, – успеваю сказать подруге, перед тем, как она решит подойти к этому вечному дуэту будущих адвокатов.

– Что?

От желания скрыться ноги сами несут меня мимо Аверина. Резко, быстро. Наши взгляды больше не сцеплены, грубо разорваны мной. Вслед только мне смотрит.

Проходится по спине и останавливается на пятой точке. Озабоченный придурок.

Тотальный игнор. Подушечки пальцев покалывает от произошедшего. Какие-то несколько секунд, а ощущение, что мир изменила своими вот руками. Адреналин, впрыснутый в кровь, не хочется растворяться.

После занятий решаем с Ольшанской прогуляться по магазинам. Ей потрещать хочется, а мне просто побыть в компании. Главное – не одной. Насиделась уже, наревелась.

Несколько новых помад, две блузки, одни джинсы. Еще две чашки вкусного кофе. И я выдохлась. Соглашусь, что такое «проветривание» мозгов пошло на пользу.

– Смотри! – Аленка указывает в сторону небольшого магазинчика.

На витрине однотонные футболки с различными надписями. Обычно такие дарят в шутку на какое-нибудь 8 Марта или 23 Февраля.

Неожиданно пронзает идея.

От этой мысли грудь сковывает.

– У тебя в глазах хитрый блеск, Сань. Как … как у лисицы, – Ольшанская пытается скрыть свой смех. Не получается, конечно. Потому что все уже знают, как зовет меня мажор.

– Как у лисицы, значит…

Захожу в этот отдел, улыбаясь самой широкой из возможных улыбок. Мне даже кажется, я чуть флиртую