Лорн и Алан больше не возвращались к тому тягостному разговору. Нринц ожидал просьб о прощении, тогда как Лорн больше не хотел извиняться перед кем бы то ни было. Они вели себя как ни в чем не бывало, но их отношения стали холодными, натянутыми. Отец Домни заметил это и встревожился, и тогда Алан объяснил ему причину размолвки. Священник стал оправдывать Лорна, утверждая, что это Тьма говорила в нем. Алан понял его. Несмотря ни на что, слова Лорна ранили принца.

Тело Лорна восстанавливалось, однако глаза по-прежнему оставались сверхчувствительными. Ему было трудно находиться на солнцепеке с открытым лицом, и с этой слабостью отныне приходилось считаться. Вначале он решил носить кожаную повязку на правом глазу, но она опасно сокращала поле зрения. И вот однажды отец Домни нашел решение: он велел изготовить прямоугольные очки, затемненные стекла которых позволяли Лорну видеть и не чувствовать себя слепцом. Поначалу Лорн не оценил этот подарок, ведь ему не было тридцати лет, а, по его мнению, очки подобало носить одним лишь старикам и ученым, от которых вечно пахнет чернилами и бумагой. Но в конце концов он признал очевидное и согласился с тем, что эти очки отлично выполняли свою работу.

Поистине очки стали последним штрихом к облику того человека, в которого он превратился: бледного, молчаливого, с разноцветными глазами, в одежде темных тонов. Он вызывал смутную тревогу у тех, кто встречал его, даже если они не знали о метке на его левой руке. Люди опускали головы, завидя его в коридорах; на него взглядывали исключительно украдкой, за его спиной перешептывались. Но это не волновало его. Более того, одиночество было ему приятно, он находил в нем утешение и даже успокоение.

Однажды утром Лорн сообщил Алану, что уезжает.

— Когда?

— Сегодня.

Принц оживился:

— Бывают же совпадения. Я вот тоже решил уехать отсюда. Мне пришло письмо от матери, она зовет меня в Ориаль.

На самом деле письмо пришло несколькими днями раньше. Но Алан не хотел отвечать на просьбу королевы, пока не выздоровеет Лорн. Он собирался предложить ему поехать вместе, но, поскольку они так и не помирились, гордость помешала принцу проявить настойчивость.

— Герцог Фельн опять воду мутит, — сказал он в продолжение беседы.

— Герцог?

— Данкэн.

Данкэн Фельн.

Лорн почувствовал, как внутри у него все сжалось.

Однако он не подал вида и спросил:

— А, Данкэн. Все плетет свои интриги?

Алан ухмыльнулся:

— Не то слово! Решил воспользоваться тем, что власть моей матери теперь под вопросом, а людей, склонных прислушиваться к его словам, становится все больше. Но мелкопоместное дворянство не доверяет ему, а без них ему никогда не устроить переворот…

— Давно ли он стал герцогом?

— Он возглавляет дом Фельнов с момента смерти своего старшего брата. И будет возглавлять, пока его племянник не достигнет совершеннолетия.

— Бедный племянник. Я сомневаюсь, что он долго протянет, — произнес Лорн.

Друзья замолчали, не зная, о чем говорить дальше.

Несколько фраз, которыми они обменялись только что, напоминали простую светскую болтовню. Эти слова, предназначенные исключительно для того, чтобы заполнить молчание и замаскировать горечь от ссоры, не были достойны их дружбы.

Не были достойны их самих.

Алан вздохнул.

— Куда ты хочешь поехать? — спросил он.

— В Сарм. Хочу напроситься в гости к Энцио на некоторое время.

Принц почувствовал укол ревности.

— Ну, если все дело в том, что ты хочешь снова увидеть Алиссию…

Он не закончил фразы, заметив, каким невыразимо печальным вдруг сделалось лицо его друга. Алан тотчас пожалел о своих словах.

— Я… Прости меня, Лорн. Я хотел…

— Как она?

— Хорошо.

— Она?..

— Вышла замуж? Нет, но…

— Я знаю, Алан. Я знаю. Не говори мне о том, что я и так знаю. Я знаю, что она никогда не станет моей женой.

Лорн старался сохранять спокойствие, но воспоминание об Алиссии ледяным пламенем обожгло ему душу и сердце. Мысленным взором он снова увидел ее, красивую и хрупкую, в тот день, когда он просил руки Алиссии у ее отца, могущественного герцога Сарма и Валланса. Он снова увидел ее той ночью, когда они встретились в последний раз, ее и Энцио, на набережной в порту Алансии.

Воспоминание было мучительным.

Пытаясь исправить оплошность, принц спросил:

— Что тебе потребуется?

Лорн пожал плечами:

— Хорошая лошадь. Деньги. Запас еды. Шпага… Только самое необходимое.

— Ты все получишь. Но путь до Сарма неблизкий.

— Я знаю.

— Возьми эскорт.

— Нет.

— Всего несколько человек. Ты сам выберешь.

— Нет, Алан.

— На тебя напали в первую же ночь после твоего возвращения. Неужели ты считаешь, что те, кто преследует тебя, просто возьмут и отступятся?

— Я буду осторожен.

— Ты не хуже меня знаешь, что этого мало. Возьми эскорт, Лорн. Ты отошлешь его, как только прибудешь в Сарм.

Принц был действительно обеспокоен, и Лорн понял это. Но он проявил упрямство и все равно отказался: он хотел путешествовать один, какие бы опасности ни подстерегали его.

Алан неохотно уступил:

— Ладно, будь по-твоему.

— Пойду собираться, — сказал Лорн.

Вставая, он заметил, что принц отвернулся, огорченный и раздраженный: Лорн в очередной раз отклонил его помощь.

Лорн подошел к двери и остановился на пороге.

Поколебавшись, он произнес:

— Спасибо. За все.

Алан повернулся к нему спиной.

— Не стоит благодарности, — ответил он холодно.

Спустя час Лорн пришел на конюшню, чтобы лично удостовериться, что лошадь готова к поездке. Вскоре к нему присоединился отец Домни.

— Я узнал, что вы уезжаете, сын мой.

— Уезжаю, — ответил Лорн, не поднимая взгляда.

— Принц беспокоится о вас.

— Это он вас прислал?

— Нет. Между тем я разделяю его тревоги.

Не отвечая, Лорн принялся поднимать копыта своей лошади одно за другим, чтобы проверить подковы.

Белый священник добавил:

— Приступ, подобный тому… тому, который вы пережили, может повториться.

— Я знаю.