Они вышли на нас, когда мы устроили дневку и обедали, вышли на запах наших полевых кухонь. Вся неприятность ситуации была в том, что мы не могли послать Заварзина дальним эротическим маршрутом к черту на кулички. Это, когда мы освобожденных пленных строили, я мог с чистой совестью отшить любого освобожденного командира: еще неизвестно, как он в плен попал, да не пошел ли он на сотрудничество с противником, а сейчас нам встретился подполковник с остатками своего штаба и, главное, со всеми документами. Тут уже никак не выкрутишься; будь у нас хоть письменный приказ своего начальства, а так вообще ничего. К его чести, знамя полка он все же спас, но сам полк просрал, и вот, встретив нас, он тут же решил подчинить себе наш отряд.

С одной стороны, его можно понять: одно дело выйти к своим с жалкими остатками полка, и совсем другое – с довольно сильной бронегруппой. Да и выходить будет значительно легче: сейчас он шарахался от любых немецких подразделений, так как, несмотря на почти полторы сотни бойцов, оружия и патронов почти не было. С нами коленкор уже совсем другой: кроме стрелкового оружия еще и бронетехника, да и общее количество людей набирается на полноценный механизированный батальон с танковой ротой усиления и артиллерийской батареей. С этим уже к своим выйти не стыдно.

Подполковника Заварзина понять можно, а нас? Он ведь нам всю малину обосрал. Он сильно удивился, когда узнал, что фактически отрядом командую я – мало того, что всего сержант, так еще и девушка, и это при наличии кадровых командиров. Когда он заявил о нашем подчинении ему, я попробовал его уговорить действовать по нашему плану, но был, мягко говоря, послан.

– Товарищ подполковник, у нас есть информация о месте, где можно найти нашу технику и вооружение, в том числе и танки с бронемашинами.

– Сержант, во-первых, почему об этом докладываете мне вы, а не командир вашей группы? Во-вторых, откуда у вас такие сведения?

– Формально нашим отрядом командует старший лейтенант Горобец, а фактически я, так как уже успешно била немцев и почти не имела потерь. Нашим передовым дозором был захвачен немецкий патруль из фельджандармов. Им, по их должности, положено знать, кто где находится и когда куда двигается. У нас есть несколько бойцов, знающих немецкий язык, вот они фельджандармов и допросили.

– И что они сказали?

– Возле деревни Мартыновка на колхозной МТС немецкими трофейщиками организован пункт по сбору и ремонту трофейной техники и вооружения…

– То есть что именно там находится, они не знают?

– Не знают, только место расположения пункта сбора трофеев, и все.

– И далеко эта Мартыновка от нас?

– Примерно километрах в пятидесяти на юго-запад.

– Я не намерен делать крюк ради неподтвержденной информации. Наша главная задача – как можно скорее выйти к своим.

– Товарищ подполковник, выйти к своим, конечно, надо, но мы ведь можем сейчас, пока находимся в тылу врага, нанести ему большой урон, нападая на склады и колонны снабжения. Также можно уничтожать оказавшиеся на нашем пути аэродромы противника. Мы как раз уже уничтожили один такой аэродром, разместившийся на месте нашего стационарного аэродрома с бетонной полосой. Уничтожено большое количество вражеских самолетов и весь персонал. Так мы нанесем противнику максимальный урон и значительно облегчим положение наших войск, так как кроме материального урона, еще и заставим противника выделить на наши поиски дополнительные силы, которые он будет вынужден снять с фронта или задействовать подходящие резервы.

– Сержант! Вам не ясен мой приказ? Еще раз подойдете ко мне с подобной ерундой, и я прикажу вас арестовать. А теперь кругом и марш к себе, и чтобы я вас больше не видел.

Подполковник Заварзин был искренне возмущен самоуверенностью этой девицы. Да, даже мешковатый танкистский комбинезон не мог полностью скрыть ее великолепную фигуру, и на лицо она была довольно смазлива, но как другие командиры позволили ей командовать собой, этого он не понимал.

Тем более он не собирался идти неизвестно куда, где, возможно, есть наша техника. Будь это им по пути, он, так и быть, согласился бы туда заглянуть: вдруг действительно там можно найти что-то стоящее? Но вот так идти, считай, наобум, по словам каких-то немецких жандармов, в надежде на находки… Нет, он не желает делать такой крюк ради неизвестно чего, тратить драгоценное топливо к теперь уже своей технике и зря терять время. Согласно немецкой карте, которую забрали у фельджандармов, линия фронта находится примерно в семидесяти километрах, а значит, на технике, которая теперь есть в его отряде, можно за день, край за два, добраться до линии фронта и перейти ее. Сил теперь вполне достаточно, чтобы сделать это даже с боем, если не получится просочиться между немецкими войсками незаметно.

До конца дня удалось продвинуться еще на сорок километров к линии фронта, причем практически весь путь шел по узким лесным дорогам. Лишь раз пришлось пересечь достаточно наезженный тракт, но, к счастью, пустой, хотя следов движения по нему было много. Нам повезло попасть в перерыв в движении немецких частей.

На ночевку встали на берегу небольшого лесного озера. Повара к этому моменту приготовили ужин, благо скорость передвижения отряда была небольшой, и у поваров была возможность готовить на ходу. Самое простое – поставили варить макароны и бросили вместе с ними тушенку. Быстро, вкусно, сытно, и все бойцы довольны. После ужина многие пошли на озеро – приводить себя в порядок. Наши бойцы были более или менее чистыми, и форма вся в порядке, мы же затрофеились ею на складе. А вот бойцы подполковника Заварзина были в оборванной форме, грязные и вонючие: тяжелые бои и продвижение среди лесов, с ночевками на земле у костров, просто так не проходят.

Я тоже пошел окунуться, только в сторону, а вместе со мной и несколько девушек. В отряде Заварзина были четыре связистки и две медсестры, и у нас было семеро медсестер, которые к нам прибились по дороге, вот все вместе мы и пошли купаться. Отошли в сторону от парней, там как раз заросли камыша были, и образовался маленький затон, закрытый с трех сторон. Разделись и полезли в воду, а вода парная, погода жаркая, озерцо видно неглубокое, без ключей, да еще и конец дня. Солнце так воду прогрело за день, что не было никакого желания вылезать из воды. Наконец мы вылезли, а меня такая тоска задавила: кругом столько голых красивых баб, а я как та лиса из басни – видит око, да глаз неймет.

Стали одеваться, и тут визг… Это пара молодых бойцов, причем заварзинских, залезли в камыши и стали за нами подглядывать. Девки визжат, а я, уже успев надеть нижнее белье, рванул к бойцам и с ходу пробил одному между ног, а другому в солнышко. Оба согнулись от боли, а подскочившие девчонки быстро раздели обоих догола и пинками погнали их к общей стоянке. Позор для парней был колоссальный, да еще и Заварзин всыпал им по первое число. Они стали всеобщим посмешищем, а одевшиеся девушки прошли с гордым и независимым видом.

Чуть позже, когда я, можно сказать, пришел в себя, пожалел, что так поступил с парнями. Не знаю, что на меня нашло, когда я тогда бросился на них. Просто тогда я мгновенно впал в ярость, что особи противоположного пола за мной подглядывают, когда я голый. И вот ведь херня какая: хоть тело у меня сейчас женское, но я все равно на все сто процентов ощущаю себя мужиком. И теперь, на холодную, как говорится, голову я прекрасно понимаю тех двух бойцов. Совсем молоденькие, возможно, даже не то что женщины еще не познавшие, но вполне вероятно, даже и женской сиськи еще не мявшие и голых баб не видевшие. Да будь я на их месте, не то что возможно, а точно полез бы подглядывать.