Он женщина.

Он взрослая женщина.

Нет, он старуха.

— Раз уж ты такой сообразительный, хватит говорить про меня «он». — Женщина все еще целится в нас. — И эта старуха, кстати, легко может вас пристрелить.

Она смотрит на меня пристально, мастерски читая мой Шум, как умел только Бен. Выражение ее лица то и дело меняется, словно она меня оценивает — точьвточь как делал Киллиан, пытаясь понять, вру я или нет. Впрочем, Шума у этой женщины нет, такшто она может хоть песенку про себя петь, а я и знать не буду.

Она поворачивается к Виоле и меряет ее таким же тяжелым взглядом.

— Вот так щенки! — восклицает старуха, снова поворачиваясь ко мне. — Тебя прочесть легко, как младенца. — Потом она обращается к Виоле: — А твоя история позапутанней будет, да?

— Я бы с удовольствием все рассказала, если бы вы перестали в нас целиться, — говорит Виола.

От удивления даже Манчи поднимает на нее взгляд. Я поворачиваюсь к Виоле с разинутым ртом.

Со скалы доносится хихиканье. Старуха смеется. На ней кожаная одежда, поношенная и насквозь пропыленная, шляпа с полями и высокие сапоги — чтобы ходить по грязи. Как бутто она самый обычный фермер.

Но она все еще целится в нас из ружья.

— Вы сбежали из Прентисстауна, так? — спрашивает она, снова заглядывая в мой Шум. Скрыть от нее ничего нельзя, такшто я рисую в воображении все, от чего мы сбежали, и что случилось на мосту, и кто за нами гнался. Старуха видит — я знаю, что видит, — но только сжимает губы и немножко щурится.

— Ну что ж, — говорит она наконец, беря винтовку в одну руку и спускаясь к нам. — Врать не буду: то, что вы взорвали мой мост, меня не порадовало. Грохот я услыхала еще на ферме, так-то. — Она спускается с последнего камня, встает неподалеку от нас, и от ее мощной взрослой тишины я, сам того не замечая, немного пячусь. — С другой стороны, на другой берег мы не ходили уже больше десяти лет. Я оставила мост на всякий случай. — Старуха еще раз окидывает нас внимательным взглядом. — И кто теперь скажет, что я была не права?

Мы все еще стоим с поднятыми руками, потомушто от такой чего угодно можно ждать, верно?

— Я щас задам один вопрос и повторять его не буду, — говорит старуха, снова поднимая ружье. — Оно мне понадобится?

Мы с Виолой переглядываемся.

— Нет, — говорю я.

— Нет, мэм, — отвечает Виола.

Мэм? думаю я.

— Это то же самое, что «сэр», красавчик. — Старуха закидывает винтовку за плечо. — Только про леди. — И приседает к Манчи. — А тебя как?

— Манчи! — лает тот в ответ.

— А… ну да, как же иначе! — Старуха треплет его за уши. — Ну а вы, щенки? — спрашивает она, не глядя на нас. — Вас как матушки окрестили?

Мы с Виолой опять переглядываемся. Называть свои имена не очень-то хочется, но старуха всетаки опустила ружье — честный обмен.

— Я Тодд. Она Виола.

— Чистая правда, — говорит старуха. К этому времени она уже уложила Манчи на спину и чешет ему пузо.

— Скажите, как еще можно перебраться через реку? — спрашиваю я. — Другие мосты есть? Те люди…

— Я Матильда, — перебивает меня старуха, — но так меня зовут только чужие, а вы называйте Хильди. Быть может, в один прекрасный день вы заслужите право пожать мне руку.

Я снова смотрю на Виолу. Если у человека нет Шума, как понять, что он сумасшедший?

Старуха хохочет.

— Смешной ты, пострел! — Она встает, а Манчи перекатывается обратно на живот и поднимает на нее влюбленные глаза. — Отвечая на твой вопрос: в паре дней езды отсюдова вверх по течению есть брод, а до мостов еще очень далеко — что в одну, что в другую сторону.

Старуха снова окидывает меня уверенным и ясным взглядом, едва заметно улыбаясь. Видимо, она опять читает мой Шум, но никакого прощупывания, как обычно бывает с другими, я не чувствую.

Пока она смотрит, до меня доходит сразу несколько вещей, и я начинаю соображать, что к чему. Похоже, Прентисстаун и впрямь изолировали из-за Шума, так? Потомушто передо мной стоит живая и здоровая женщина, которая смотрит на меня по-доброму, однако близко не подходит и всех гостей из моих краев встречает заряженным ружьем.

А если я заразный, то Виола почти наверняка заразилась и в эту самую секунду, пока мы разговариваем, уже умирает, и вряд ли мне будут рады в том поселении, скорей всего, мне велят держаться подальше, и тогда конец, верно? Мое путешествие закончилось, хотя я даже не успел сообразить, куда иду.

— О, тебе и впрямь не будут рады, — говорит старуха. — Никаких «вряд ли» и «скорей всего». Но… — Тут она подмигивает, ей-богу, подмигивает. — Нельзя умереть от того, чего не знаешь.

— Поспорим? — отвечаю я.

Старуха отворачивается и идет обратно к каменистой тропинке, по которой спустилась со скалы. Мы провожаем ее взглядом до самой вершины.

— Идете, нет? — спрашивает она таким тоном, бутто уже звала нас и мы ее задерживаем.

Я смотрю на Виолу, и та объясняет старухе:

— Нам надо попасть в поселение. — Виола косится на меня. — Рады нам там или нет.

— Попадете, не волнуйтесь, — отвечает старуха, — для начала вам, щеняткам, надо поесть и выспаться. Это и слепой увидит.

Мысль о еде и отдыхе так греет душу, что на секунду я даже забываю о винтовке. Но только на секунду.

— Надо идти дальше, — тихо говорю я Виоле.

— Я даже не знаю, куда мы идем, — так же тихо отвечает мне она. — А ты? Только честно.

— Бен сказал…

— Так, щенятки, слушай меня: вы сейчас пойдете на мою ферму, хорошенько подкрепитесь и выспитесь — постель, правда, мягкой не будет, обещаю. А уж завтра утром отправимся в поселение. — Она произносит это слово нарочито громко и вытаращив глаза, как бутто высмеивает нас.

Мы по-прежнему не двигаемся с места.

— Хорошо, смотрите на это так, — продолжает старуха. — У меня есть ружьишко. — Для наглядности она им помахивает. — Но я прошу вас пойти.

— Почему мы отказываемся? — шепотом спрашивает Виола. — Давай просто посмотрим.

Мой Шум удивленно вскидывается.

— Посмотрим на что?

— Я бы не отказалась от ванны. И от отдыха.

— Я тоже, — говорю я. — Но за нами гонятся люди, которых одним сломанным мостом не остановишь, и к тому же мы ничего о ней не знаем. Вдруг она убийца или еще кто.

— Да вроде нет. — Виола кидает на старуху быстрый взгляд. — Немного тронутая, но это, кажется, не опасно.

— Кажется! Да что тут может казаться? — Если честно, я уже немного злюсь. — Люди без Шума вапще никем не кажутся.