Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барон Сергей Виленский был прекрасной кандидатурой, и Анна собиралась ему продемонстрировать, что и она является достойной его выбора.
Оранжерея в имении Строгановых заслуживала уважения. Пристройка к основному дому, с большими окнами, с проведёнными по броттерской технологии трубами, по которым беспрерывно циркулировала горячая вода, которая нагревалась в подвальном помещении при помощи нескольких печей и подавалась в общую систему механическими насосами.
У Строганова в оранжерее росли не только помидоры и огурцы, но также разные диковинные фрукты. Были мандариновое и лимонное деревья, в цветочной части росли орхидеи, там дополнительно выпаривалась вода, для создания повышенной влажности.
Но барон, казалось, не замечал всех этих чудес, он вежливо отвечал на вопросы, которые, как и его ответы были стандартными, согласно принятому этикету. Пока от молодой Строгановой не прозвучало:
— Барон, что вы думаете, про систему образования в Стоглавой?
Виленский даже остановился, настолько вопрос и тон, которым он был задан, поразили его.
— Простите, — барон впервые за всю прогулку прямо взглянул на девушку, — что вы спросили?
— Я спросила, что вы думаете о системе образования в Стоглавой, не кажется ли вам, мы потому отстаём от остальных стран, что в нашей империи простолюдинам практически невозможно получить образование?
Поскольку барон уже несколько лет «пробивал» закон об образовании для всех категорий граждан империи, то этот вопрос для него был наболевшим и он сразу почувствовал расположение к Анне.
После этого вопроса лёд, который весь обед ощущала Анна от Виленского, как будто «начал плавиться», и Анна с Сергеем проговорили ещё около получаса, пока матушка Анны, уставшая ходить за молодой парой, не пригласила их пойти выпить чай.
Виленский ехал домой и думал, может Александр и прав, девица думающая, и взросло рассуждает, голос не дрожит, имеет своё мнение. Красива. Он вспоминал, белую кожу, высокий лоб, лицо сердечком, немного крупный нос, доставшийся Анне от папеньки и розовые губки бантиком, которые Анна всё время сжимала перед тем, как высказать какую-нибудь мысль, словно пытаясь сдержать поток слов и обдумывая, что можно сказать, а что нет.
Высокий рост, немного широкая в кости, но для женщины это даже хорошо. Виленский вспоминал, как тонкокостная Ирэн мучилась, когда рожала Сашеньку, а он ничем не мог помочь. Анна, наверное, рожать будет легко.
Неожиданно барону стало стыдно, что он ещё даже не принял решение о помолвке, а уже размышляет, как девица будет рожать. Да ещё глаза Ирэн, смотрящие на него с укором, которые до сих пор снились ему ночами.
* * *
Утро следующего дня наступило слишком быстро. Ирина только и успела, что послать человека в город к доктору Путееву, чтобы тот подготовил первое заключение о тоноскопе.
Потом послала за Тимохой, который должен был изготовить ещё парочку ореховых «трубочек», как Ирина, шутя, среди своих, называла тоноскоп.
Надо было предупредить Павла, чтобы приехал с вечера в поместье Лопатиных, потому как выезжать планировали отсюда и ехать в столицу, не заезжая в город.
Даже Леонид Александрович «заразился» всеобщей суетой и несколько раз выходил из своей комнаты, уже после занятий с мальчиками, просто чтобы посмотреть, а что, собственно, происходит. Но ничего не говорил и через некоторое время, снова уходил обратно.
Утром, как и обещал Голдеев, шикарный большой зимний экипаж подъехал к дому Лопатиных. Все уже были готовы, сундуки собраны, отдельно Ирина собрала все новинки, чтобы, в случае чего не оставлять их в карете. Документы положила в сумочку, которую повесила на себя. Все были готовы грузиться.
В столицу добрались за сутки, ночевали снова на Арзамасской заставе, рано утром выехали в сторону столицы и к вечеру, только начинало темнеть, въехали в город. У Голдеева в столице был небольшой особняк, и Ирина с радостью приняла приглашение, ожидаю, что с любовью Голдеева к комфорту, и ей перепадёт немножечко.
В дороге Ирина с Голдеевым обсудили план. До того, как идти в Министерство требовалось узаконить договорённости Ирины и Голдеева. Михаил Григорьевич предложил пойти к известному в столице законнику, услугами которого всегда пользовался, но Ирина не спешила соглашаться, решила сначала проконсультироваться с приятелем Путеева.
Поэтому утром, Голдеев уехал по своим делам, а Ирина с Павлом поехали в Столешников, по адресу законника.
Кабинет законника оказался на первом этаже доходного дома, среди ещё нескольких кабинетов. На двери Ирина прочитала Поликарп Афанасьевич Зырянский и поняла, что он-то им и нужен.
Поликарп Афанасьевич был молод, Ирине даже показалось, что он моложе, чем Путеев, хотя тот и уверял, что они вместе учились.
Поначалу разговор не клеился, и Ирина в какой-то момент пожалела, что не послушала Голдеева и теперь зря тратит своё время.
Наконец, до Поликарпа Афанасьевича дошло, что Ирину отправил к нему Путеев Николай Ворсович, и дал ему хорошие рекомендации, а вот письмо дать позабыл.
— Так что у вас за вопрос, Ирэн Леонидовна, — Ирина снова представилась по фамилии отца.
— Вопросов, Поликарп Афанасьевич у меня несколько, располагаете ли вы временем, чтобы мы могли поговорить, — Ирина, выведенная из себя первым впечатлением, готова была распрощаться.
Но у законника было чутьё, и он умело «снизил» градус разговора.
— Тогда сейчас я организую чаю, и мы поговорим, — одарил и Ирину, и Павла душевной улыбкой и вышел в коридор.
Пока ждали законника и чай, Ирина поостыла, Павел вообще сидел молча, понимая, что надо дать возможность аристократам разобраться между собой и признавая первенство Ирины в деловой хватке.
За чаем разговор и вправду пошёл по-другому, и Ирина убедилась, что Путеев нахваливал законника Поликарпа не зря. Парень действительно знал законы и соображал в своей области очень хорошо.
Выяснилось, что Ирина не может оформить «привилегию» на своё имя, пока она замужем, иначе владельцем «привилегии» автоматически становится супруг, но может оформить на отца, тогда отец