Наверное, сыграло свою роль в создании стихотворения «Умер» и чувство, которое великий князь выразил в своем дневнике после посещения в лазарете умирающего солдата Гавришева.

«Я ведь особенно Гавришева не любил, мне до него никакого дела нет, а так убийственно грустно, когда вспомнишь о нем, и еще грустнее, когда представишь и себя в гробу, и панихиды, и похороны, и цветы на гробу, и спокойное неземное выражение лица покойника, и облака ладана» (11 ноября 1878 г.).

Когда спустя четыре дня Гавришев умер, Константин Константинович несколько дней постоянно думал о нем и досконально описал в дневнике его похороны. Приступив к стихотворению в мае 1885 года, после полутора лет службы в Измайловском полку, великий князь, привыкший в поэтическом творчестве к возвышенному языку, утонченной лирике, с трудом овладевал искусством просторечия. Но тема притягивала, и он упорно продолжал работу.

«Принялся за окончание стихотворения об умершем солдате и кончил его далеко за полночь. Наконец-то!.. Не знаю, как озаглавить последние стихи, в них 36 строк. Для поэмы это слишком мало, поэмка — гадкое слово. Разве просто «Солдат»? Еще не знаю» (21 августа 1885 г.).

Измайловские офицеры одними из первых услышали стихотворение «Умер» из уст великого князя и под его впечатлением изменили в полку порядок похорон нижних чинов. Когда умер барабанщик Федор Казанцев, его отпевали в полковом Троицком соборе.

«Мне отрадно было видеть, что наконец солдата хоронят порядочно, а не кое-как. Гроб открыли и поставили на возвышении перед царскими вратами, кругом разостлали ковры, желающие солдаты пришли на отпевание. Для отдания чести был наряжен первый взвод с ружьями. Гроб вынесли люди третьего взвода. Мы наняли у гробовщика дроги с двумя лошадьми под черными попонами, гроб был накрыт парчовым покровом, на крышку положили венок из белых и красных цветов. Тронулись… Похоронили на Митрофаньевском кладбище. Легко было на душе от сознания, что мы похоронили солдата с должным почетом» (6 марта 1887 г.).

Константин Константинович пробудил новое благородное чувство в среде гвардейских офицеров. Да и не только у них. К примеру, наследник престола цесаревич Николай Александрович признавался, что заплакал, когда впервые прочитал «Умер», и выучил стихотворение наизусть.

Великий князь обладал великим даром сострадания к ближнему, который гораздо выше дара стихосложения, поэтому народу и полюбилась песня «Умер, бедняга…».

Хотя тесная связь между членами августейшего семейства еще не нарушалась, при поступлении в Измайловский полк Константину Константиновичу приходилось большую часть времени проводить среди людей более низкого происхождения, чем он. Даже с родовитыми князьями и графами великому князю нельзя было вести себя запросто. У него выковывался особый характер членов августейшего семейства — во всем знать меру, не появляться в обществе, где тебя могут вольно или невольно оскорбить, со всеми держаться дружески, но соблюдать дистанцию, чтобы люди всегда чувствовали, что перед ними человек, в жилах которого течет царская кровь.

Так должен был жить каждый великий князь с младенчества до седых волос. Вот только страна изменилась, и российские подданные уже не смотрели на членов императорской фамилии, как на священный сосуд. Эта забывчивость старинных традиций нередко раздражала Константина Константиновича. Притом нарушалось родопочитание не где-нибудь на студенческой пирушке, а, к примеру, на домашнем спектакле у министра внутренних дел графа Д. А. Толстого.

«Я вынес впечатление о значительном падении значения нас, молодых великих князей, в глазах большинства сановников высшего полета. Неучтивость доходит до крайних пределов. Когда занавес поднялся и публика уселась, не хватило места только нам троим: Мише[37], Мите и мне. У нас перед носом посол Лобанов, граф П. Шувалов и адмирал Шестаков заняли места, так что мы должны были тащить себе стулья из соседней комнаты» (30 марта 1884 г.).

Легче было общаться с гвардейскими офицерами, они — народ подневольный, дисциплинированный. Да и весь дух гвардии, ее основная задача заключались в поддержании высокого статуса российского самодержавия, то есть Дома Романовых. Она являлась мишурой, созданной для парадов и показных учений, а не для войны. В гвардию даже солдат-новобранцев выбирали не по навыкам и способностям, а единственно ради красоты однообразия. В лейб-гусарском полку, например, все солдаты были брюнетами, а в лейб-уланском — рыжие. Армейские полки с презрением относились к театрализованным гвардейским частям, и лишь мужество последних в 1914 году сгладило застарелый антагонизм.

Среди офицеров-измайловцев Константин Константинович выбрал себе в друзья Цицовича и Дрентельна. О чем они обычно беседовали между собой?

«Говорили о материях важных, о Боге, благочестии и неверии, о коронации, о преданности государю, о русском человеке и о солдате в особенности. К этому обыкновенно сводятся все разговоры» (6 июня 1885 г.).

Несомненно, подобные разговоры были гораздо более значимы для интеллекта Константина Константиновича, чем сплетни престарелых великих княгинь или детские игры двадцатилетних великих князей.

«Кто-нибудь становился, уткнув лицо в полу шинели другого, скрестив руки на спине. Били его по руке, а он должен отгадывать, кто ударил… Сколько было смеха и веселья!» (3 июня 1885 г.).

Константин Константинович стал приглашать измайловских офицеров на обеды в Мраморный дворец, после которых за бокалом шампанского и папиросой велись разговоры об изящной словесности. Здесь и родилась прекрасная мысль учредить в полку литературные вечера под названием «Измайловские досуги».

В России в 1880-е годы быстрыми темпами развивалась промышленность, русские купцы перестали со страхом и пренебрежением взирать на Запад и устремлялись в Европу не спускать капиталы в игорных домах и ресторанах, а поучиться уму-разуму у иностранных негоциантов. Но если в техническом развитии Россия только поднималась с колен, то в искусстве и, в первую очередь, в литературе твердо стояла на ногах. К сожалению, военные люди в своем большинстве пренебрегали изящной словесностью, предпочитая ей цыганские песни и балы. Приход в Измайловский полк знатока русской литературы Константина Константиновича помог оживить связь русского воинства с русской культурой.

«Измайловские досуги», первое заседание которых состоялось 2 ноября 1884 года, могли посещать все офицеры полка, включая прикомандированных, полковые врачи и священники, а также временные участники — приглашенные писатели, артисты, ученые. Целью этих вечеров было поощрить военных к литературному творчеству, привить им любовь к искусству и, как сказано в уставе, «передать измайловцам грядущих поколений добрый пример здравого и осмысленного препровождения досужих часов». Основную мысль устава Константин Константинович выразил стихами, которые прочитал на «Измайловском досуге» 9 января 1888 года: