– А что произошло потом с Крионом? – спросил двеллер.

– Те из нас, кому удалось выжить, отправились за ним в погоню, – сказал Краф. – Если бы мы его поймали, то, без сомнения, убили бы. Но он много лет умудрялся обводить нас вокруг пальца. Правда, в конце концов мы его настигли. Произошла грандиозная битва: его гоблины столкнулись с войсками империй, которыми мы правили, и он потерял Книгу Времени. И мы тоже.

– Крион пользовался поддержкой гоблинов?

– Да. Ты не замечал, что гоблины никогда ничего не упоминают об истории – ни своей, ни чужой?

– Иногда все-таки такое случается.

– Вот именно что иногда. А происходит это потому, что они изменились за время войны, уничтожившей на материке почти все книги. Они узнали, против чего сражаются, и, хотя это их совершенно не интересовало, они узнали об истории, допрашивая воинов противоборствующих армий, захваченных ими в плен. Ты много встречал упоминаний о гоблинах – об их существовании до Переворота?

– Нет, об этом вообще почти ничего не написано. В основном в трудах людей, эльфов и гномов о них говорится с презрением, неприязнью, но и со страхом. О культуре их ни слова, упоминается только, что они дики, звероподобны и пожирают тела своих врагов.

– В старину у гоблинов не было понятия времени. И поэтому Крион чувствовал себя среди них как дома. На гоблинов не давил груз прошлого, и они не ожидали неприятностей от будущего. Жили в настоящем и воспринимали только те события, которые непосредственно с ними происходили.

– К этому с младых ногтей привык и Крион.

– Верно. – Краф спрятал трубку в складках своего одеяния. – Мы загнали Криона в ловушку и разбили его армии. Что навсегда сделало гоблинов нашими врагами.

– И Книга Времени пропала.

– Да. Мы много месяцев допрашивали Криона, нанимая для этого лучших заплечных дел мастеров. В конце концов мы его казнили.

Джаг охнул.

– Вы пошли на то, чтобы казнить собственного сына?

– Иначе поступить было невозможно. – Волшебник отвернулся. – Я знаю, многие считают меня злодеем и думают, что я слишком склонен применять силу.

Про себя двеллер согласился с ним. Он бывал во многих городах и селах материка, где одно имя Крафа вызывало страх, хотя причины этой боязни он и не знал.

– Я зарабатывал такую репутацию в течение множества лет – таково уж проклятие долгой жизни. – Волшебник пару секунд помолчал. – Ни один твой поступок – ни один твой злой поступок – на самом деле не забывается. Он вечно словно таится в засаде, чтобы в подходящий момент напомнить о себе. Ничто не живет дольше зла, которое причиняют друг другу люди, стремясь представить себя и свое поведение в наилучшем свете.

Краф откашлялся; видно было, что говорить ему тяжело.

– Только вот Крион умудрился превзойти все то зло, которое я сотворил когда-то и, возможно, творю до сих пор.

– Но вы же искали книгу?

– Конечно искали, подмастерье, много веков искали, но все наши усилия оставались тщетными. И худшее было еще впереди. Крион, как оказалось, остался в живых.

Внезапно все детали мозаики сложились для Джага воедино.

– Он восстал из мертвых, не так ли? И снова объединил под своей рукой полчища гоблинов.

Волшебник не глядя на него кивнул.

– Значит, ты догадался.

– И он взял себе другое имя. Или то же самое, только искаженное гоблинским языком. – Двеллер сам с трудом верил тому, что собирался произнести. – Ваш сын – это лорд Харрион.

– Да, – еле слышно прошептал Краф.

– И каким же образом ему удалось выжить?

– Я ведь говорил, что после пребывания в Междумирье годы больше не имели для нас значения. Ни один из тех, кто был там и вернулся, не умер от старости. Мы словно очутились вне времени. Нашему долголетию могло положить конец только насилие, болезнь – или самоубийство, как это произошло с Капулом, который был не в силах более переносить потери дорогих ему людей.

– А зачем Крион – Харрион – уничтожал книги?

– Потому что Книгу Времени невозможно уничтожить огнем. Ее магическая природа этого не допускает. Может быть, что-то и способно ее уничтожить, но мы так и не смогли определить, что именно.

– Харрион не знал, где находится книга?

– Судя по всему, нет. Он уничтожил почти все библиотеки на материке. Хотя его тело восстало спустя много столетий, разум его восстановился не полностью. Он превратился в настоящее чудовище, полное ненависти и жаждущее мести.

– Так что гоблины уничтожали книги не только для того, чтобы доставить неприятность гномам, эльфам и людям.

– Это, конечно, тоже было одной из причин, но прежде всего они искали Книгу Времени. Во время Переворота по материку ходили слухи о книге, которая не горит.

– Я никогда не встречал упоминаний об этом.

– Мы приняли меры к тому, чтобы записей об этом не осталось, – сказал волшебник. – Достаточно опасно было уже и то, что Харрион знал о Книге Времени.

«И ты тоже», – подумал Джаг, но благоразумно решил не произносить этого вслух.

– Мы решили, что чем меньше известно о Книге Времени, тем лучше, – добавил Краф.

– Но легенды тем не менее продолжали жить.

– Разумеется. Так оно всегда и бывает.

– Как Великий магистр узнал, что Книга Времени существует на самом деле?

– Потому что ее искали и другие, – ответил старый волшебник. – Он узнал об Альдхране Кемпусе и других, кто стремился найти ее.

– Кто они были?

Краф покачал головой.

– Не знаю. Может, Вик знает о них больше, чем сказал мне.

– Так у него имелись от вас секреты?

Зеленые глаза волшебника затуманились печалью.

– Похоже, он раскрыл достаточно моих секретов, чтобы начать свою собственную игру.

Двеллер похолодел, внезапно многое стало ему ясно.

– Так вот почему вы постоянно стыдили меня, требуя, чтобы я остался с ним. Вы думали, что Великий магистр поделится со мной тем, что у него на уме, а уж меня вы каким-либо образом сумеете заставить говорить.

– Подобное действительно входило в мои планы, – негромко произнес Краф.

– И вы так легко мне в этом признаетесь?

– А если б я солгал, мне это помогло бы? – холодно осведомился волшебник.

– Не думаю.

– Я мог бы попробовать сейчас сделать это. Мог бы попытаться убедить или запугать тебя, но я не стану этого делать.

Джаг встал и отошел в сторону. В голове у него крутился вихрь сомнений и вопросов. По правде говоря, больше всего ему хотелось сейчас убраться отсюда подальше. Ох, как хорошо было бы это сделать!