— У меня много врагов, падре Мигель, зато Господь подарил мне несколько хороших друзей.

Я похлопал его по плечу, а он в ответ улыбнулся мне с нежностью и сочувствием старого наставника.

Оглядывая невольничий рынок, падре Мигель заметил:

— Весь этот кошмар — ради золота!

— К сожалению, в Севилье мы все живем и умираем ради него. — С этими словами я вложил в его ладонь пригоршню золотых монет. — Можете расценить это как налог с моих доходов в пользу святой церкви.

Он посмотрел на меня с благодарностью, по, памятуя о моем преступном прошлом, счел своим долгом поинтересоваться:

— Они честно заработаны?

— Настолько честно, насколько это возможно, когда занимаешься торговлей.

Он улыбнулся, обрадованный тем, что никто не станет придираться к нему по поводу этих монет, и сказал:

— Несчастные возблагодарят тебя. Они от всей души будут тебе благодарны.

Мы попрощались. Я сел в карету и отправился домой, сжимая в руках свою скромную добычу и храня в душе прекрасный образ. Однако необъяснимая тревога не отпускала меня. Я вовсе не был уверен в том, что поступил правильно. Обычно, стремясь завоевать благосклонность женщины, я действовал под покровом ночи. Сегодня же ради доньи Анны я пошел на такой риск, какого никогда не позволял себе прежде. Стоит ли игра свеч? Увенчаются ли успехом мои усилия, как окупились рискованные денежные вложения? Но больше всего меня смущало другое. Сегодня я вел себя не как расчетливый соблазнитель, а как пылкий влюбленный. Мне просто необходимо вновь обрести хладнокровие, благодаря которому я и пользуюсь успехом у женщин.

Спрятав деньги и дневник под плиткой в полу, я решил, что лучшим лекарством будет отправиться в «Таверну пиратов». Несмотря на свирепое название, сюда никогда не заплывают настоящие пираты. Мануэль давно распустил свою банду, и его заведение год от года становилась все более законопослушным. Он признался, что с возрастом человек начинает больше ценить покой и безопасность. Впрочем, таверна по-прежнему являет собою уютную гавань для моряков, игроков, преступников, проституток и пресыщенных интриганов вроде маркиза, которые ищут здесь приключений, чтобы освежить чувства. Может статься, что именно Мануэль подскажет мне, как подобрать ключик к такой сокровищнице, как донья Анна. И возможно, именно здесь я смогу узнать о последствиях своего безрассудного поступка на невольничьем рынке — погубит ли он меня или, наоборот, возвысит.

Послышались новые залпы, и ночное небо озарилось огнями фейерверка. Я выглянул из окна кареты и увидел, как красные, голубые и зеленые искры падают с небес. На улицах все еще было полно народа, но праздничное веселье постепенно перетекало в таверны, где ярко сияли огни и звучал смех. Даже ночь в начале лета не дарила спасительной прохлады. В карете было душно и влажно, и моя рубашка прилипла к телу. Наше желание любить, конечно, не ограничивается каким-либо одним временем года, но чувственность раннего лета пробуждает в человеке, как и в любой земной твари, неистовую любовную истому. Если к этому добавить радостное возбуждение по случаю прибытия флота, то станет понятно, отчего люди устремились в таверны Аренала, пели, танцевали и изнемогали от любовного желания.

Мы оказались в районе Коррал де ла Мансебиа, где обитали самые знаменитые проститутки. Эти славные женщины привечали любых посетителей, включая самых отталкивающих и разгульных. Уже на выходе из кареты мне в ноздри ударило зловоние гниющих отходов. Лепестки роз, которые разбросали повсюду в честь вернувшихся из плавания моряков, не могли надолго приглушить привычного запаха.

Кристобаля я оставил стеречь лошадь и карету. Когда я направился к низкому кирпичному строению, в котором располагалась «Таверна пиратов», он, по обыкновению, перекрестился. Его суеверный ужас перед этим заведением был не вполне беспочвенным. Согласно специальному указу короля, посетители публичных домов оставляли свое оружие при входе. Дело в том, что мужчины нередко склонны принимать мимолетное наслаждение в объятиях проститутки за настоящую любовь. Но где любовь, там и ревность с ее роковыми последствиями.

Заметив мое появление во дворе, Маргарита радостно воскликнула:

— Дон Хуан!

Я расцеловал ее в обе щеки. Когда я подростком впервые попал в таверну, Маргарита уже там работала. После того как очарование ее молодости угасло, Мануэль и Серена нашли для нее новое занятие, как и для всех других членов «семьи». Она не оказалась выброшенной на улицу, как это случалось в Севилье со многими проститутками, которые больше не могли привлекать клиентов. Маргарита вполне искусно управлялась с пистолетом, в чем я и сам не единожды имел возможность убедиться. К тому же тучность, которую она приобрела с годами, делала ее фигуру при входе очень внушительной.

— Как твои дела, дон Хуан? Как твои дела? — спросила она низким грудным голосом.

— Так хороши, что хуже некуда, о прекрасная Маргарита, — ответил я с улыбкой, после чего отцепил от пояса и протянул ей свои кинжал и шпагу. Одобрительно подмигнув, она по-матерински потрепала меня по щеке.

В этот момент наше внимание привлек оглушительный треск дерева, которое разносят в щепки, и звон разбитого стекла. Драка была в полном разгаре. Я улыбнулся: приятно почувствовать себя дома.

Несмотря на купленный маркизом титул, мой статус благородного господина всегда оставался лишь маской, и я по-прежнему чувствовал себя скорее бандитом, чем учтивым кавалером. Наверное, поэтому так милы моему сердцу черная маска разбойника и ночная жизнь. Я всегда понимал, что никакая знатная женщина не согласится выйти замуж за безродного подкидыша, который к тому же успел побывать преступником.

Приблизившись к двери, я едва успел уступить дорогу человеку, которого вышвырнули вон. Стоя в тени, я увидел, как появившийся следом великан, на две головы выше меня, подхватил почти бесчувственного противника за рубашку своей огромной лапищей. Его жертва едва ли была способна сопротивляться, что не помешало великану осыпать ее ударами, выволакивая теперь уже на улицу. Мы с Маргаритой сочли за благо не вмешиваться и молча наблюдали, как он возвращается в таверну, удовлетворенно бормоча себе под нос. Разумеется, пистолет в руках Маргариты мог бы приструнить его, однако драка без оружия здесь не возбранялась, поскольку не противоречила королевскому указу.

Я вошел следом, стараясь держаться подальше от верзилы. Глаза не сразу привыкли к полумраку, царившему в помещении, освещенном только масляными лампами на стенах. Старые залы своими нишами напоминали римский некрополь, хотя присутствующие здесь тела были вполне живыми, во всяком случае, по большей части. Успех заведения позволил Мануэлю расшириться и сделать пристройку за счет улицы. Тут теперь располагался центральный зал с высоким потолком и барной стойкой вдоль дальней стены. Грязный пол был сплошь заставлен столами и скамьями.

Выглядывая поверх голов, я наконец увидел Мануэля. Как всегда, он стоял за стойкой, которая, казалось, была сколочена из выловленных в реке бревен. Пьяные матросы цеплялись за нее, как за спасательный плот. Из стены торчала довольно потрепанная голова кабана в компании с не менее потрепанной головой быка, лишенного ушей. Мануэль, скорее всего, купил эти головы, успевшие послужить хозяину другой таверны. С потолка свисали свиные окорока, которые, казалось, тоже вспотели, как и всё остальное в этом жарком накуренном помещении. На полках за стойкой высились ряды пыльных бутылок. Мне было известно, что все они пусты, поскольку в таверне предлагали всегда одну и ту же выпивку. К красному вину, полученному из последней выжимки винограда, добавляли апельсины и лимоны, чтобы было незаметно, что вино, плохое само по себе, еще и разбавлено водой. В то время как Мануэль заведовал едой, выпивкой и любезничал с клиентами, Серена наверху присматривала за проститутками, именно благодаря которым клиенты возвращались сюда вновь и вновь.