— Дон Педро, мне хотелось бы… — Я собрался расспросить маркиза о донье Анне, но Альма помешала мне это сделать.

— Дон Хуан без женщины — что Хиральда без колокола, — с этими словами она уселась ко мне на колени.

Оставшись без любовника, Альма явно скучала и потому решила почтить своим вниманием старого наставника. Она томно приникла к моему плечу, обняла за шею и нежно коснулась пальцами моего лица. Она заманивала меня в свои сети, как Клеопатра заманивала бедного беззащитного Марка Антония, который в конце концов предал своего императора и свою страну ради женских чар.

Возможность поговорить с маркизом была упущена — он уже поднимался по лестнице под ручку с Бланкой. Правда, я знал, что это ненадолго: любовные утехи наверху не занимали у него много времени.

— Ах, милейшая Альма, ты правильно подметила, что жизнь ко мне несправедлива. По крайней мере, сегодня.

— Я всегда чувствую, когда кто-то изнемогает от бремени желания и… и мастерства. Колокола на твоей башне звонят так же отчаянно, как и на моей.

— Ох уж, это вряд ли. Ведь на твоей башне колокола звонят каждый час.

Дон Эрнан и его любовница рассмеялись, а Альма отодвинулась от меня и сделала вид, что обиделась. Однако вскоре я вновь почувствовал ее дыхание на своем лице.

— Если ты когда-то и отставал в количестве, то брал качеством.

— Моя дорогая Альма, твоя церковь все равно намного богаче, чем моя. Ты же знаешь, мне никто никогда не платил за мою любовь, так же как и я никогда не платил за чужую.

Я и действительно убежден в том, что любовь может быть подлинной только в том случае, если женщина ее дарит. Нежность, которая продается и покупается, — не более чем подделка.

— Я бы не стала брать платы за счастье позвонить в колокола вместе с великим доном Хуаном.

— С моей стороны это означало бы ограбить тебя.

— Можешь считать это благотворительностью.

— Моя бедная одинокая Альма! Я не священник, я азартный игрок. Какой мне интерес соблазнять женщину, которая и без того готова лечь с любым мужчиной за деньги?

Она вскинула брови и отвернулась. Было очевидно, что мое замечание по поводу продажной любви, задело ее. Тем не менее она решила не прекращать словесный поединок. Под аккомпанемент гитар и тамбурина мы продолжили обмениваться остротами.

— Что в тебе есть такого неотразимого, что покоряет женщин? — спросила она, пристально глядя на меня. — Может быть, твое нежное лицо и длинные изогнутые ресницы?..

— …Которые заставляют женщину думать, будто она смотрит в зеркало собственного желания, — продолжил я ее мысль.

— Или твои полные, чувственные губы?..

— …Благодаря которым женщина ощущает вкус собственного наслаждения.

На самом деле я немного стыдился своих полных губ, полагая, что такие бывают только у рабов и у незаконнорожденных детей.

— А быть может, это огонь, который светится в твоих глазах?..

— …И освещает потайные уголки женской души.

— Да, именно так, — подтвердила она.

— Все это, моя любопытная Альма, каждый мужчина может отыскать в себе самом. Да, изменить свою внешность почти невозможно, зато пламя в глазах — не что иное, как отсвет огня, горящего в душе.

— Когда-нибудь я снова заполучу тебя, дон Хуан, можешь не сомневаться.

— Твоя настойчивость делает тебе честь. Однако честь не всегда побеждает порок.

Альма вскинула подбородок и гордо вышла из-за стола.

— В конце концов, я выиграю. Победа всегда остается за женщиной.

Откинув голову и высоко подняв руки над головой, она страстно отдалась музыке. Люди хлопали в ладоши и щелкали пальцами в такт. Альма танцевала сарабанду — танец, который уже в течение десяти лет был запрещен королевским указом как непристойный. Однако ничто не могло быть слишком непристойным для «Таверны пиратов», и толпа приветствовала ее криками восхищения. Вокруг Альмы образовался широкий круг. Возможность посмотреть, как красавица куртизанка исполняет сарабанду, была настоящим подарком для всех присутствующих, включая меня.

Священники уверяют, что от сарабанды до погибели — один шаг и что этот танец был придуман самим дьяволом. Но, уверяю вас, чем усерднее плотскую страсть изгоняют из царства небесного, тем длиннее очередь выстраивается к воротам ада. Любовное желание появилось раньше человека и уж тем более задолго до того, как были придуманы брак и семья, церковь и государство. Господь сотворил его на шестой день, когда сотворил животных, и человеку не под силу противостоять этой великой власти. Именно эту власть использует соблазнитель, как колдун использует свои заклинания. Женщины не меньше, чем мужчины, нуждаются в огне страсти, похищенном у богов, чтобы выжить в суровых условиях этой жизни.

Бедра Альмы покачивались из стороны в сторону, а ее руки извивались над головой, подобно змеям. Потом все ее тело плавно изогнулось, словно волна пробежала от самых ступней до пальцев рук. Когда музыка зазвучала быстрее, Альма закружилась, и волосы упали ей на лицо. Казалось, она обезумела от наслаждения. Потом музыкальный ритм замедлился, и ее движения сделались более плавными и чувственными, подчеркивая стройную красоту женского тела. Ее руки манили и в то же время отталкивали. Потом она вскинула их над головой, и пальцы сомкнулись, как бы очерчивая полную луну. Она продолжала кружиться по залу то быстрее, то медленнее и наконец замерла напротив меня. Протянув руку, она поманила меня тонким пальчиком. Смеясь, я отмахнулся, но девушка настойчиво протягивала руки, и теперь уже публика начала настаивать, отбивая ладонями зажигательный ритм гитары и тамбурина. Я сделал еще одну попытку отказаться, но она продолжала подзывать меня пальцем с ярко накрашенным ноготком. Противиться желанию Альмы и публики было уже невозможно.

Сверху только что спустился маркиз в компании с Бланкой. Он хмурился, явно недовольный тем, что знатная дама танцует для простолюдинов. Увидев его презрительно поднятые брови, я потянул Альму за руку, пытаясь вывести из круга. Но вместо этого ей удалось вытянуть меня на середину зала. Подражая ей, я вскинул одну руку над головой, а другую упер в бедро. Мы двинулись друг вокруг друга, отбивая каблуками ритм. Наш танец напоминал пантомиму соблазнения — поочередное приглашение и отказ, потом снова приглашение и отказ. Я хлопал в ладоши над головой, кружась вокруг нее. Она приблизилась. На мгновение наши глаза встретились, а губы почти соприкоснулись, и я ощутил ее горячее учащенное дыхание. Потом она резко отпрянула, а я схватил ее за руку. Она кружилась, как веретено, и когда вновь прильнула ко мне, я обхватил ее за талию, и мы завертелись еще быстрее. Стены зала слились в сплошной сияющий круг. Зрители отбивали такт все громче, и ритм теперь напоминал стук сердца запыхавшейся женщины. Потом музыка внезапно оборвалась, и мы замерли. Я протянул ей руку, чтобы вместе раскланяться. Но в последнюю секунду она сделала выразительный жест пальчиками, и толпа взорвалась смехом. Она прозрачно намекала, что танец исполнялся ради денег, а вовсе не в порыве любви. Теперь настала моя очередь отвергнуть ее, и я с презрением отступил назад, чем вызвал новый взрыв хохота и аплодисментов.