противоположность между этими людьми, которые, однако, никогда не порывали своей личной дружбы и близких политических отношений. В противоположность грубой и несветской внешности Витте, граф Ламсдорф представлял собой тип наиболее совершенного придворного. Выросший, так сказать, на ступенях трона, он унаследовал от многих поколений высших чиновников императорского двора манеры и идеи старых времен.

Это был человек маленького роста, выглядевший чрезвычайно молодым для своего возраста, со светлыми рыжеватыми волосами и маленькими усами, всегда причесанный, завитый и надушенный с большой заботой. Изысканностью своего платья и речи он напоминал князя Кауница, когда этот знаменитый австрийский дипломат был в Париже.

Получив воспитание в Пажеском корпусе, он не имел глубокого образования, но был одарен присутствием таких качеств, которые ставили его в первом ряду в среде окружавших его чиновников: работоспособный, скромный, никогда не пренебрегавший своей работой для ведения рассеянного образа жизни, обычного для молодых людей. Ему посчастливилось последовательно сделаться доверенным и близким сотрудником четырех министров иностранных дел: князя Горчакова, Гирса, князя Лобанова и графа Муравьева.

Во времена графа Муравьева он сделался правой рукой министра иностранных дел и, благодаря своему навыку и знанию деталей дела столь же, сколь благодаря невежеству и бездарности этого удивительного министра, фактически выполнял руководящую работу министерства. Как мы видели уже, благодаря содействию графа Витте, который рассчитывал сделать из графа Ламсдорфа послушное орудие выполнения своей воли, он после смерти графа Муравьева стал во главе Министерства иностранных дел.

С этого момента граф Ламсдорф, ограниченный характер которого подчинялся сильной личности графа Витте, во всех делах был руководим своим знаменитым другом, и с этих пор оба министра — финансов и иностранных дел — работали рука об руку, причем граф Витте играл руководящую роль, а граф Ламсдорф выполнял его указания, пользуясь своим большим опытом и знанием дипломатической техники. Никто не был так опытен во всех тонкостях дипломатии; наиболее важные обращения, которые он направлял иностранным представителям, были всегда написаны на бумаге с золотым обрезом и носили отпечаток чрезвычайно элегантного стиля. Он обладал замечательной памятью и никогда не забывал воспользоваться аргументами, почерпнутыми из архивов его министерства.

Имел ли граф Ламсдорф законченный план по вопросу об общем направлении иностранной политики и отдавал ли он себе ясный отчет относительно международного положения России в целом? Признаюсь, что в этом я всегда сомневался. По своим семейным традициям, как немец по происхождению, и по складу своего ума он склонялся скорее в сторону германской ориентации и, будучи ярым сторонником самодержавного режима, с предубеждением относился к демократической Франции и к конституционной Англии.

Но вместе с тем он являлся ближайшим сотрудником предшествовавших министров иностранных дел, которые стремились сначала к сближению, а позже к заключению союза с Францией. Назначенный в свою очередь министром, он продолжал придерживаться этой же линии поведения с величайшей пунктуальностью и, как мы видели на примере договора в Бьерке, с большим умением и талантливостью и поддерживал двойственный союз, к которому император относился с неизменной благожелательностью. Но с его странным взглядом на обязанности русского министра иностранных дел он с такой же заботой и преданностью относился бы к какой-нибудь другой системе, если бы она была принята императором, которому он считал необходимым слепо повиноваться. Линия поведения графа Ламсдорфа по управлению министерством неблагоприятно сказывалась на взаимоотношениях центрального ведомства иностранных дел с его представителями за границей. Он был совершенно недоступен для большинства своих подчиненных, окружив себя узким кругом личных друзей, среди которых он распределял наиболее важные посты. Этот вид «круглого стола», который особенно практиковался при берлинском дворе, лишал возможности получить какой-либо ответственный пост для лица, не имеющего протекции, как, например, было со мною, и обреченного оставаться на маловажных постах или направляться в наиболее отдаленные места, о которых раньше и не думалось.

Из-за нерасположения, с которым относились ко мне в этом узком кругу приближенных графа Ламсдорфа, мне пришлось занимать различные посты на Балканах и на Дальнем Востоке, которые считались среди дипломатов весьма невыгодными, но где в действительности представлялась возможность получить практическое знакомство с делами, которое нельзя было приобрести ни в одном из самых блестящих посольств Европы. Когда наследовал графу Ламсдорфу в качестве министра иностранных дел, я чувствовал большое затруднение в деле нормальной постановки порядка замещения личного персонала министерства, и некоторые мои мероприятия в этом направлении вызвали против меня раздражение и враждебность, которые дали о себе знать позже в моей политической деятельности.

Глава 5

Поместное дворянство

Говоря о причинах моего сближения со Столыпиным при вступлении в кабинет Горемыкина, я отмечал, что мы оба, Столыпин и я, были в стороне от бюрократических кругов Петербурга и что я питал большую симпатию к представителям дворянства и земства, которые были посланы в Думу и в Государственный совет из различных мест империи.

Так как это обстоятельство оказало большое влияние на положение, занимаемое мною, я не сочту неуместным дать некоторые автобиографические детали, которые могут помочь объяснить не только политическую роль, которую я играл в жизни моей страны, но бросить также свет на известные моменты во внутреннем положении России этого периода, которые весьма мало известны за границей.

Я начну с краткого описания социальной структуры страны и различных классов, которые призваны принимать участие в политической жизни России.

В России никогда не было аристократии в смысле исключительной касты, подобной западноевропейской, происходящей из феодализма и члены которой пользуются привилегированным положением в государстве из-за знатности своего происхождения. В конце XV столетия, когда великим князьям Московским удалось освободиться от ига монголов и собрать под свой скипетр большинство других княжеств, составлявших Русь, им не пришлось воевать с могущественными феодалами, и они возвысились только за счет собственной семьи, различные ветви которой уже управляли этими княжествами. Что касается весьма многочисленной территориальной знати, или дворянства, то она состояла из самых разнородных элементов — потомков древних сподвижников первых варяжских князей норманнского происхождения, которые были основателями монархии на Руси в IX веке; мелких военачальников, прибывших из соседних государств — Польши, Литвы, Венгрии, даже Германии и Италии во главе небольших вооруженных отрядов; и татарские вожди, побежденные русским оружием и перешедшие на службу Московии. Дворяне получали от князя территориальные владения или поместья и были обязаны предоставить ему взамен, в случае войны, вооруженные контингенты пропорционально размеру предоставленных им владений. Поначалу дворяне обладали лишь очень ограниченной властью над крестьянами, населявшими их земли. Крестьяне имели право покидать владения своего господина в определенные периоды года и селиться на земле другого, который предлагал