Прекрасные синие глаза наполнились слезами: удивительное объяснение Чингу тронуло ее до глубины души. Он ласково привлек Аманду к себе, поняв, какие у нее возникли чувства.

— Аманда, — его глубокий голос прерывался от бури эмоций, возникшей в ответ, — я верю также и в то, что Великий Манито привел меня к тебе, потому что с первого же взгляда увидел в тебе воплощение своей мечты. Сегодня вечером я буду говорить с Нинчич и просить отдать тебя мне в жены. Нинчич любит меня как сына и не откажет. И я заберу тебя к себе, как только построю отдельный большой вигвам для нашей семьи.

От удивления Аманда онемела. Кто бы мог подумать, что вместе с ответом на свой вопрос она услышит предложение руки и сердца?! И тут ей вдруг стало ясно, что Чингу вовсе не делал предложения. Он не собирался спрашивать ее согласия, потому что в его племени это не было принято. Решение будет принимать Нинчич, а Аманде полагалось покориться ее воле. Однако искоса поглядывая на сильного, стройного мужчину, шагавшего рядом, она не могла не признаться, что вряд ли отказала бы Чингу, если бы он спросил согласия у нее.

Когда они вернулись к вигваму, Чингу жестом велел ей удалиться внутрь, и она молча, не задавая вопросов, повиновалась ему, как полагается добропорядочной индейской девушке, хотя сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Вскоре Нинчич вернулась, но Аманда притворилась спящей, и мать не стала ее беспокоить. На следующее утро Аманда проснулась, вся дрожа от нетерпения, и едва заставила себя заняться привычными делами. Почти всю ночь она ворочалась без сна, представляя свою будущую совместную жизнь с Чингу. Одно дело — стать приемной дочерью у абнаки и совсем иное — выйти замуж и воспитывать детей в духе индейского племени, совершенно чуждого тому обществу, в котором она родилась. Кроме того, став женой индейца, она навсегда лишит себя возможности вернуться в общество белых, потому что будет выглядеть в их глазах падшей женщиной — не важно, каким честным и добропорядочным человеком будет ее муж. Если однажды она вернется, хватит ли ей сил выдержать взгляд Роберта или жалость, с которой наверняка будет смотреть на нее Адам? Да, рассудок ее давно смирился с тем, что нет надежды когда-то вернуться, однако сердце упрямо цеплялось за какую-то надежду. А свадьба с Чингу наверняка положит этому конец и отрежет ей путь обратно к белым людям. В такие минуты на Аманду накатывала волна отчаяния, и она начинала молиться в темноте о том, чтобы Нинчич отказала Чингу.

Позавтракав, как обычно, кукурузными лепешками, испеченными на углях, девочки снова принялись молоть муку, чтобы просушить ее и оставить храниться на зиму. Нинчич была непривычно молчалива и не обращала внимания на смех и шутки своих живых, веселых дочек. Аманда не сомневалась, что женщина занята мыслями о предложении Чингу и что принятие решения давалось ей с большим трудом.

Аманде и в голову не могло прийти, что отказ Нинчич выдать ее за Чингу скорее всего повлек бы в будущем необходимость выйти за другого, гораздо менее привлекательного воина абнаки. Сейчас ее преследовала одна-единственная мысль: «Если я выйду замуж, то никогда не смогу вернуться!»

Весь день она не находила себе места, и, когда Чингу принес им на ужин свежей форели, девушка поспешила укрыться от него в вигваме. Она не смела посмотреть в его черные проницательные глаза, способные заглянуть в самую душу, — ведь тогда Чингу сразу поймет, как отчаянно Аманда мечтает избежать их союза. А еще она до смерти боялась. Ведь, несмотря на проявленные Чингу бесконечные доброту и терпение, Аманда слишком хорошо помнила дикий, кровожадный взгляд, которым он отвечал своим мучителям в форте Эдуард, и залитое кровью, оскальпированное тело мальчишки-часового, убитого возле ворот.

И когда вечером Чингу, по обыкновению, явился к ним в вигвам, он не застал Аманду среди приветствовавших его членов семьи, расположившихся у огня. Все еще лелея мечту каким-то образом отделаться от Чингу, девушка улеглась спать сразу же после ужина и крепко зажмурилась, как только услышала знакомые шаги. Но не прошло и минуты, как ее щеки коснулось горячее дыхание, а ласковые губы прошептали, щекоча ей ухо:

— Аманда, не пытайся от меня прятаться, тебе нечего бояться. Нинчич дала свое согласие, и ты через неделю станешь моей женой. — Чингу осторожно заставил ее повернуться к нему лицом. В его блестящих глазах читалась такая искренняя любовь, что Аманда покраснела от смущения. — Я люблю тебя, Аманда!

Она покраснела еще пуще, но по-прежнему не в силах была вымолвить ни слова.

А Чингу прижался гладкой щекой к ее щеке и зашептал, словно успел и вправду заглянуть в самую душу:

— Ты боишься, что не сможешь никогда вернуться к белым, если станешь женой индейца. И это правда, Аманда, тебя уже никогда не примут назад, но ты можешь поверить тому, что я сейчас скажу. — Он продолжал прерывистым от избытка чувств голосом: — Я никогда не сделаю ничего такого, из-за чего ты захотела бы вернуться к ним. Ты станешь моей женой, и я буду заботиться о тебе до самой смерти. Мы вместе проживем свою жизнь, вместе встретим старость. Ты нарожаешь мне детей, и мы воспитаем их как индейцев, но постараемся приучить к мысли о том, что рано или поздно все люди станут братьями — и белокожие, и краснокожие, и они будут уважать белых не меньше, чем своих соплеменников. — Ласково подняв Аманду, Чингу заглянул ей в лицо. Любовь переполнила его сердце. Он прижал девушку к себе и каким-то чужим голосом повторил: — Я люблю тебя, Аманда!

Итак, все было решено. Чингу женится на ней через четыре дня — время, вполне достаточное для того, чтобы достроить вигвам, в котором они проведут свою первую брачную ночь и будут зимовать. И для того, чтобы успеть подготовиться к свадьбе должным образом.

С того момента, как Нинчич приняла предложенные Чингу условия, Аманда его почти не видела. Он с утра до поздней ночи трудился над вигвамом. Их ежевечерние свидания стали совсем короткими, и Аманда чувствовала, как до предела напряжены нервы Чингу и с каким нетерпением он дожидается того часа, когда наконец сможет дать волю сдерживаемым желаниям.

Нинчич была одновременно счастлива и грустна. Она улучила минуту, чтобы обсудить с Амандой предстоящую свадьбу в своей обычной неторопливой манере.

— Аманда, когда Чингу пришел ко мне в первый раз и заговорил о том, что хочет на тебе жениться, я расстроилась. Я не хотела расставаться с дочерью, которая принесла столько счастья моей семье. Однако после того, как я все обдумала, мне стало ясно, что, расставаясь с тобой одной, могу обрести гораздо большее счастье, когда придет время нянчить внуков. Ведь Великий Манито наверняка очень скоро освятит своим дыханием твой союз с Чингу. И поэтому мне не остается ничего другого, как радоваться тому, что ты уходишь, хотя сердцу больно будет без тебя. Опустеет без тебя мой вигвам.

От этих теплых, сердечных слов приемной матери в душе у Аманды растаяли последние остатки напряжения и тревоги. Девушка крепко обняла мать и прошептала, зажмурившись, чтобы не дать воли слезам:

— Спасибо тебе, матушка!

Наступил третий день ожидания. Аманда постоянно отлучалась в законченный Чингу вигвам, складывая аккуратными рядами вдоль стен туеса и корзины с зерном, мукой и вяленым мясом, которыми щедро поделилась с ней Нинчич. Чингу так напряженно следил за каждым ее движением, что под конец ей стало неловко, и она неуверенно оглянулась в тишине, вдруг воцарившейся в необжитом вигваме. Но ей так и не удалось понять, что же кроется за пронзительным взглядом черных глаз, и девушка невольно вздрогнула всем телом. А Чингу вопреки тем чувствам, что отразились все же на его лице, внезапно развернулся и выскочил вон, в очередной раз заставив Аманду подумать, что ей так и не дано полностью разобраться в мыслях чистокровного абнаки.