— Зато со мной надежно!

— А со мной никогда не бывает скучно!

По губам Филиппа скользнула дразнящая усмешка.

— Вот уж верно, — сказал он, нежно заключая Виолу в объятия. — С тобой действительно не соскучишься!

— Мы собрались ехать к Натали, — напомнила Виола, шутливо уклоняясь от его поцелуев.

— Пять минут погоды не сделают, — возразил Филипп.

— Я же говорю, властолюбивый… — окончание ее фразы было заглушено страстным поцелуем Филиппа.

В течение следующего месяца Виола и Филипп виделись очень часто. Если Виола не проводила день в особняке Ланже, с Натали, Филипп заезжал за ней домой. Как правило, они ехали в какой-нибудь ресторан или в ночной клуб, или же просто оставались дома. Три из четырех уик-эндов они провели в «Тенистых акациях», но не одни, а в компании Натали. К немалому удивлению Виолы, Филипп приглашал сестру поехать вместе с ними. Сначала Виола решила, что он просто опасается оставлять ее без присмотра. Но потом она поняла истинную причину: Филипп не хотел, чтобы она, Виола, испытывала опасения, отправляясь в его поместье.

Подобная деликатность вызвала у Виолы чувство глубокой признательности Филиппу. Действительно, ведь она не стремилась как можно скорее оказаться с ним в постели. Напротив, Виола считала, что чем позже это случится, тем лучше. И все-таки иной раз ей становилось досадно, что они с Филиппом отправляются в «Тенистые акации» не одни. Не то чтобы присутствие Натали стесняло их, просто Виоле хотелось побольше оставаться с Филиппом наедине. Но, конечно, она и не думала говорить ему об этом. Не хватало еще, чтобы он решил, что она влюбилась в него по уши, и возгордился.

А Виола и в самом деле не на шутку влюбилась в Филиппа. Да и как можно было не влюбиться в него — обаятельного, нежного, заботливого? К тому же Виоле было очень интересно с Филиппом. Им всегда было о чем поговорить, и они могли болтать целыми часами напролет. Иногда, отправив Натали спать, они засиживались в гостиной до самого рассвета. И, надо отдать должное Филиппу, в эти долгие часы он вел себя как истинный джентльмен. Никаких попыток склонить Виолу к сексу, никаких навязчивых приставаний. И это опять-таки вызывало у Виолы легкие приступы досады. Она не раз ловила себя на мысли, что ей хочется чаще целоваться с Филиппом, чаще прикасаться к нему, чувствовать его сильные, нежные объятия. Но она понимала, что это может спровоцировать его на более решительные действия, и благоразумно держала свои желания при себе.

За этот месяц Виола выправила документы на земельный участок, и Филипп тотчас купил его. При этом он перевел на ее банковский счет такую огромную сумму, что Виола даже возмутилась. Это сильно смахивало на подарок, а не на сделку купли-продажи: ведь участок Виолы едва ли стоил половину того, что заплатил за него Филипп. Однако спорить с Филиппом было трудно, и Виола решила воспринять все как должное.

Что же касается коттеджа, то он был еще не продан. Но не потому, что покупателей так и не нашлось, а потому, что Виола передумала его продавать. То есть не совсем, а в этом году. Виола рассудила, что ей нет никакой необходимости немедленно сбывать коттедж с рук. Это можно будет сделать и позже, а деньги ей сейчас не так уж и нужны. В самом деле, зачем они ей? Она ничего не смыслит в коммерции, и если откроет собственную адвокатскую контору, то может быстренько прогореть. Гораздо разумнее сначала поработать в чужой конторе, поднабраться опыта, присмотреться, как ведут дела бывалые люди. А уж потом открывать что-то свое, если возникнет желание. Чтобы утвердиться в своем решении, Виола посоветовалась с Филиппом, и он полностью одобрил ее действия. Хотя… еще бы он их не одобрил! Ведь это означало, что Виола пока не уедет из Саванны, а ему только того и надо.

Да и сама Виола осознавала, что немного лукавит, изыскивая причины, по которым ей не стоит продавать коттедж. На вырученные деньги можно было приобрести недвижимость в Филадельфии, если больше не на что их тратить. И Виола понимала, что она бы так и сделала, если бы в ее жизни не появился Филипп Ланже. То есть она бы продала коттедж, а потом купила бы на эти деньги жилье в Филадельфии и сдавала его в аренду. Но все дело было в том, что ей не хотелось уезжать из Саванны, во всяком случае, пока. Но сколько будет тянуться это «пока», Виола и сама не знала. А между тем время шло, нужно было думать о будущем, искать работу.

Правда, в настоящее время Виола и без работы жила прекрасно. Филипп оплачивал почти все ее расходы. Во-первых, Виола ничего не тратила на еду: она завтракала и обедала в особняке Ланже, а ужинала в ресторанах, куда возил ее Филипп. Когда же он приезжал к ней, то всегда привозил с собой массу деликатесов. Натали, в свою очередь, подарила ей целую гору дорогой косметики и десяток пар «лишних» туфель и босоножек. Несколько раз она убедительно просила Виолу забрать ее «лишние» костюмы и роскошные вечерние платья, которые почему-то всякий раз оказывались Виоле по размеру. И только случайно увидев в комнате Филиппа великолепное женское платье из сине-зеленого шелка с еще не оторванной этикеткой, Виола догадалась, кто надоумил Натали одаривать подругу новомодными туалетами. Ослу было ясно, что Филипп купил это платье не для сестры, особенно учитывая его размер, который абсолютно не соответствовал размеру Натали.

Разумеется, Виола пришла в негодование и осыпала Филиппа упреками. В ответ он невозмутимо заявил, что как уважающий себя и к тому же состоятельный мужчина не может позволить, чтобы его девушка одевалась «не в соответствии с его положением». О, разумеется, дело не в том, что ему неудобно ездить с ней по барам, если она будет простенько одета! Просто у него такие жизненные принципы, «и вообще в его кругу так принято». На гневное возражение Виолы о том, что в ее кругу так не принято, Филипп с улыбкой пожал плечами и сказал, что он об этом не подумал.

Проще говоря, с ним было очень трудно спорить. А переубедить так, по мнению Виолы, и вовсе было невозможно. Филипп мог уступить ей в чем-то, мог сделать что-то неприятное для себя в угоду ей, но его точка зрения при этом не менялась. Он всего лишь уступал женским капризам, будь то капризы сестры, любимой девушки или, скажем, горничной, работающей в его доме. Справедливости ради надо сказать, что он довольно часто шел на уступки Виоле.

Но ее это мало обнадеживало. Ей хотелось, чтобы Филипп не просто делал ей одолжения, а чтобы они находили общий язык, приходили к обоюдному соглашению.

Особенно бесила Виолу одна фраза Филиппа, которую он часто произносил, когда у них заходил какой-нибудь спор. «Хорошо, — говорил в таких случаях Филипп, — раз ты так хочешь, пусть будет по-твоему». И добавлял снисходительным тоном: «Я, конечно, считаю иначе, но бог с тобой, не ссориться же нам из-за каких-то мелочей!».

К счастью, это было единственным, что омрачало их отношения. А в остальном все шло просто замечательно. Порой Виола даже упрекала себя за излишнее упрямство и принципиальность. Зачем рваться в бой и пытаться что-то доказать, рискуя поссориться с дорогим человеком? Не разумнее ли вести себя иначе? Грустный взгляд, болезненный вид и вовремя пущенная слеза гораздо быстрее помогут добиться желаемого, чем долгие убеждения и самые веские аргументы, которые Филипп, скорее всего, с блеском разобьет. Но покорность и так называемая женская мягкость не были свойственны Виоле и ужасно раздражали ее в других. Ей оставалось или притворяться, или пытаться убедить Филиппа в том, что он должен немного поработать над собой и исправить часть своих недостатков. Но пока что это было невыполнимой задачей. А в будущее Виола старалась не заглядывать, живя только настоящим. В конце концов, ей уже сто лет не было так хорошо, как сейчас. Так стоит ли омрачать этот счастливый период жизни всякими тягостными мыслями и бесполезными сомнениями?