Оуэн откинул его, открыл дверцу и задумался, что делать дальше.

Он хотел прикоснуться к черепам, но его пальцы сами собой попытались спрятаться, сжавшись в кулак.

– Мужайся, – прошептал Оуэн и тут же рассердился на себя. Сколько раз он слышал этот призыв от отца.

Он заставил себя протянуть руку и достать из клетки один из черепов. Тот оказался прохладным и удивительно крепким на ощупь. Нижняя челюсть была примотана к черепу медной проволокой. Оуэн почему-то решил, что это Фейт. Оставив ее на широком подоконнике, он вынул из клетки ее брата.

Поставив Фреда рядом с Фейт, Оуэн задумался: а почему, собственно, он решил, что они родственники? Он попытался заглянуть в темные глазницы, до краев полные тайн.

– Ну, что скажете?

Они молча смотрели на него и улыбались. За окном, промелькнули две тени.

Да включи наконец свет, идиот!

Оуэн бросился к выключателю, но в желтом свете лампы, болтавшейся под потолком, все стало еще хуже. Комнату будто затопило желчью.

Тем не менее Оуэн увидел молоток – на том самом месте, где тот выпал из его руки. Он подхватил инструмент, и его тяжесть придала ему уверенность. Шагнув к черепам, он взмахнул молотком перед ним – для тренировки и словно бы угрожая.

Никакой реакции.

Он помедлил, пытаясь придумать способ получше. Ему казалось, что эти давно умершие люди заслуживают более достойного обращения. Впрочем, многие умирают в одиночестве, забытые, без погребения. Его собственный внучатый дядя Спенсер скончался в этом самом доме, и его хватились только через месяц. Именно так дом Оуэну и достался.

Они свою жизнь прожили. А теперь он хочет прожить свою – ту, в которой он станет старшим братом, которого Поппи сможет уважать.

Размахнувшись, он обрушил молоток на череп Фейт, осколки костей брызнули во все стороны. Хохотнув, он раздробил на мелкие кусочки и Фреда.

Принес совок, подмел осколки и высыпал их в черный мусорный мешок. Потом перенес клетку в спальню, накрыл темной тканью и поставил на нее свою подержанную лампу. Оуэн вышел наружу, под усыпанный безжалостными звездами небосвод, и направился к мусорному контейнеру. Затолкав мешок с обломками костей поглубже, он, посвистывая направился к дому.

* * *

Приснившиеся ему Фейт и Фред оказались подростками-близнецами, темноглазыми, с курчавым темными волосами. На смуглой от загара коже остались следы пыток и побоев. Они стояли под грубо сколоченной виселицей, с петлей на шее. Яростный взгляд подбитых глаз Фейт жег магистрата, стоявшего перед толпой вопивших горожан.

– Обадия Кризер, поклявшийся заботиться о нас и защищать нас, знай: никто из твоих потомков не узнает процветания. Ты от нас никогда не избавишься. Мы будем вечно напоминать всемогущему Богу о твоих грехах.

Жуткий хруст двух переламывающихся шей был встречен ликующим воем толпы.

Лица присутствующих, искажаясь и меняя форму, превратились в надутые рожи – карикатуру на праведный гнев.

Оуэн, весь в поту, сел на постели. Хруст все еще звучал в его ушах, сердце отчаянно колотилось. Два голоса изливали свою муку и ярость.

Он вскочил в полном смятении, и в то же время полный решимости прекратить ужасный шум, источник которого находился где-то рядом, но не наверху.

Хлопнув ладонью по выключателю, он сунул ноги в тапочки и начал спускаться, включая повсюду свет, страстно желая прогнать тьму. И все это время его слух терзали крики, а пред глазами дергались тела двух детей, умиравших среди толпы зевак.

Эти крики нужно прекратить!

Оуэн едва не споткнулся о ящик с плиткой, стоявший посреди кухни, где царил полный беспорядок, но в последний момент заметил его, перепрыгнул и распахнул заднюю дверь.

В пронзительных воплях звучала подлинная мука. Собравшиеся из осколков, черепа Фейт и Фред стояли на пороге и кричали, не умолкая.

Столкновение реальности с невероятным заставило Оуэна пошатнуться.

Черепа продолжали гневно обращаться к небесам.

Оуэн в панике бросился к ним, схватил и отнес в кухню. Наступила тишина.

Тяжело дыша, он замер у открытой двери, вглядываясь в зловещую ночь. Холодное дуновение коснулось голых лодыжек. Посмотрев вниз, на черепа, которые он все еще держал в руках, он снова шагнул через порог, на двор. Крики возобновились.

Вернувшись в дом, Оуэн положил черепа на небольшой, заляпанный краской столик, которым приходилось пользоваться, пока ремонт в кухне не будет закончен.

Пронзительные вопли черепов стихли.

Оуэн долго рассматривал их, обдумывая следующий ход. Наконец он взял черепа, отнес у себе в спальню и положил обратно в клетку. Прикрыл ее плотной тканью и вернулся на кухню, чтобы варить кофе и ждать рассвета.

* * *

Лысый Джим не стал обсуждать с Оуэном вчерашние события, хотя и спросил, откуда у него пластырь на лбу.

Оуэн соврал про падение, ящик с плиткой и ночную вылазку на кухню, чтобы перекусить. Лысый Джим немедленно убрал ящик, а заодно прочитал ему лекцию о том, как опасно падать. После чего Лысый Джим с бригадой принялись за дело, следуя заранее составленному плану.

Работы должно было хватить еще на несколько недель, и каждый день грозил мелкими, но бесконечными проблемами и счетами, которые следовало оплатить. У Оуэна оставалось совсем мало времени, чтобы раздумывать о странном поведении черепов, но всякий раз, когда он отвлекался от дел, в его голове снова начинали звучать эти крики.

Он вздрогнул, когда завизжала циркулярная пила – подумал, что это опять завопили черепа, но оказалось, что это Роджер в наушниках обрезает доски для пола. Оуэн представил себе, как черепа близнецов тихо сидят под покрывалом в его спальне, прислушиваясь к звукам, с которыми новое поколение готовит этот дом для себя. Интересно, кому и как они досаждали, пока их не отправили в старый чулан? Сколько разговоров подслушали? Сколько людей занимались здесь своими делами, не зная, что за ними следят мертвые близнецы?

В тот вечер он съездил в «Гадючий узел» – небольшой, но уютный паб в соседней деревушке, уступивший некоторым требованиям двадцать первого века. Здесь был вай-фай и очень недурной местный сидр, но немногочисленные постоянные посетители, пожилые пары и холостяки, бдительно несли вахту на своих привычных местах.

Тадди, разменявший седьмой десяток, с крупным, в рытвинах носом и красными щеками, впился глазами в Оуэна, едва тот вошел, и направился к нему вдоль длинной лакированной стойки.

– Что будете? – неприветливо спросил он.

Оуэн заказал какую-то сладкую газировку, и торопливо добавил, заметив что кустистые брови Тадди поползли вверх от удивления:

– И себе что-нибудь.

– Вы племянник Спенсера?

– Да, внучатый племянник. Оуэн. Рад знакомству.