Несколько человек засвидетельствовали, что девочка стала распутницей и склонила брата к ужасным преступлениям против установленного Богом порядка вещей. Во время суда близнецы возмущались и протестовали против этого обвинения, но девица уже не сохранила девственности. Через семь лет после казни их матери, близнецов притащили на деревенскую площадь и повесили на той же виселице.»

Оуэн остановился, лицо его исказила гримаса отвращения. Его предок, этот Обадия, получил дом, в котором он сам сейчас находился, совершив чудовищное преступление, воспользовавшись своей властью. Не желая больше смотреть на близнецов, Оуэн вернулся к книге и прочитал последние строки:

«Стоя на помосте, Фейт прокляла Обадию и всех его потомков. “Ты, поклявшийся заботиться о нас и защищать нас, никогда не избавишься от нас. Мы будем вечно обличать твои грехи перед лицом Всевышнего”. Тела их без крестов похоронили возле кладбищенской ограды, но жившие поблизости стали жаловаться на раздававшиеся каждую ночь душераздирающие вопли. Наконец измученные соседи выкопали разложившиеся трупы и свалили их возле фермы Колдвер.

Со временем от них остались только черепа. Кризеры не впали в нищету, но и процветания не добились. И каждый раз, когда кто-нибудь из родственников пытался продать или уничтожить черепа, они начинали страшно кричать, и кричали, пока их не возвращали домой.»

Оуэн, задохнувшись, бросил косой взгляд на черепа. Ясно. Убрать их отсюда не получится. Но разве нельзя оставить их здесь? В подвале можно вырыть могилу, закопать их там, и преспокойно заниматься своими делам.

Встав на колени перед черепами, он нагнулся и приблизил лицо к их твердой костяной поверхности.

– Я не сделал вам ничего плохого! Вы не можете взвалить на меня чужую вину.

Они безмолвно смотрели на него – вынося приговор, почувствовал Оуэн, и снова накрыл клетку тканью.

– Я ни в чем перед вами не виноват! – прошипел он, обращаясь к черепам, и вскочил на ноги, но слишком быстро. У него заболела голова.

Ты будешь заботиться о нас.

Оуэн замер.

Ты или кто-то другой.

У него перехватило дыхание, он покачнулся, словно хотел броситься бежать.

– Нет! – негромко ответил он.

Ты всегда будешь слышать нас, парень, как бы далеко ни убежал. Если ты это сделаешь, мы споем тебе особые песни. Они приманят к тебе змей и пауков. Притянут неудачу и злые мысли. Ты вернешься.

Ты или кто-то другой.

А ведь он собирался продать этот дом и разделить деньги с Поппи! A потом поездить по миру, подальше от тех, кто знал его прежнего, слабого. Хотел стать новым человеком, свободным от прежних событий и несбывшихся ожиданий.

И вот теперь ему на плечи обрушились тяжелые цепи, навеки приковавшие его к прошлому, к прежнему гадкому, слабому и беспомощному Оуэну.

Осев на пол, Оуэн вытянул трясущиеся руки и откинул с клетки покрывало.

Остававшиеся в тени черепа сверкали масляным блеском от удовольствия.

– Ну, пожалуйста, – попросил он.

Ты или кто-то другой.

Мора Макхью

За ней гнались. Она сбросила туфли, которые ей мешали. Одновременно исчезли и тяжелые юбки, и она оказалась в привычной повседневной одежде. Избавившись от неудобного наряда, она обернулась и поняла, что бежит гораздо быстрее, чем ее преследователь. Ее сердце не знало усталости. Шаги были длинными и легкими. Он ее не догонит.

* * *

Она скакала на лошади, принадлежавшей охотнику, рыжей, как осенняя листва, держась за нечесаную гриву, и не помнила, как попала в седло.

Она скакала быстро. Впереди, на лугу перед лошадью проскочил олень.

Белым пятном мелькнул его хвост.

Она почти не умела ездить верхом, никогда не ощущала в себе даже малую часть того безумия и бесстрашия, которое требуется для этого занятия, но теперь почему-то могла наслаждаться бешеной скачкой. И пришпорила лошадь.

Вокруг царила ночь. Леса и луга оживали под пальцами лунного света. Она могла ехать в любую сторону, могла домчать до края земли, а потом вернуться обратно. Там, на самом краю, она это знала, стоял замок, а над ним поднималась зубчатая башня. Замок был окружен полоской деревьев, слишком узкой, чтобы ее можно было назвать лесом, но достаточно густой, что свет не проникал сквозь нее. Это она тоже знала. А дальше были звезды. Она посмотрела наверх и увидела, как три из них упали… одна за другой. И загадала желание: ехать, пока не приедет к ним.

Она ехала по полям. Пересекла одно, и тут же заставила лошадь перепрыгнуть через невысокий каменный забор. Дома она объезжала стороной, несмотря на манящий уют, струйки дыма над трубами, масляную желтизну окон. Лошадь без устали мчалась вперед.

Ее согревал плащ, который, когда она плотно запахивалась в него, задирался и обнажал ноги. Она почувствовала, что ступням холодно. Она обернулась, посмотрела назад. Ее никто не преследовал.

Она добралась до реки. Вода зеленела водорослями, начиная от самой полоски ила, которой заканчивался берег. Лишь на середине реки темнело глубоководье. Лошадь сама выбрала путь – поскакала вдоль берега, но в воду не вошла, а потом направилась прочь от воды, в рощу.

Она припала к шее животного, и серебристые с изнанки листья осин гладили ее по волосам.

* * *

Она полезла на дерево. Ей было мучительно жаль, что вокруг столько деревьев, и она не может влезть на каждое.

Труднее всего зацепиться за нижнюю ветку. Дальше все было легко, а может, это она стала сильнее, чем когда-либо прежде. Сильнее, чем нужно. Избыток силы подарил ее краткое мгновение неизведанного чистого счастья.

Она перелезала с ветки на ветку так легко, словно поднималась по лестнице, все выше и выше, и наконец выпрямилась во весь рост на такой тонкой ветви, что та прогнулась под ней. Она спустилась ниже и уселась на более крепкой ветви, спиной к стволу, болтая ногой. Никто не станет искать ее здесь. Волосы растрепались, она распустила их по плечам и ощутила теплое прикосновение.

– Мама, – произнесла она едва слышно, и звуки растворились в шелесте листвы. – Помоги мне.

Она звала мать, которой давно уже не было на земле. Ее не стало, когда она была еще маленькой девочкой. Но это не значит, что помощь не придет.

Над головой сверкали звезды. А внизу, у корней дерева сидел мужчина и смотрел вверх. Этот мужчина был не из тех, кого следует бояться. Она болтала обнаженной ногой, не пытаясь прикрыть ее. Возможно, она не нуждалась в помощи. И в самом этом факте была величайшая помощь.