углу кряхтел Кузнечик, в другом углу методично раскачивался на корточках даунёнок Вася. Глядя на него, можно было точно сказать, что обезьяны — наши предки. Все дауны по натуре добрые и безобидные, просто держали их под присмотром для собственной безопасности в этом диком мире. Рядом с Васей на кровати сидел аутист Санёк. На моей памяти он сказал всего несколько слов. Он был сам по себе, и постоянно слушал свой плеер. Были здесь и буйные, которых привязывали к кроватям и накачивали капельницами. Провинившихся здесь просто держали в воспитательных целях. Те, кто только что поступил в дурку, проходили трёхдневный курс наблюдения и одновременно курс молодого бойца по всем понятиям отделения, чтобы свои понты гражданские отставили. Из постоянных посетителей в дальнем углу сидел Лёха- Бог. Я не помню, что бы его когда-либо выпускали из этой палаты. Слышал, что башня у него потекла еще с Афгана. Он всегда улыбался, и слюни изо рта текли у него ручьем. По этому признаку можно только догадываться, сколько нейролептиков он получал ежедневно. Сейчас он сидел в кровати и что-то писал на разорванной пачке «Прима».

— Леха, чего пишешь?

— Стихи доктору.

— А зачем?

— Я ему всегда пишу, потому что он хороший.

— Так почему же он тебя здесь держит, давно бы уже перевел?

— Потому что моё место здесь.

— Слушай, Лёха, ты же Бог, что ты тут забыл?

— Ты слышал, что Бог везде. А если меня тут не будет, то как же это место без Бога останется.

— Ну, и как тебе тут?

— Так мне везде хорошо.

— Везде, это где? Ты уже из этой палаты несколько лет не выходишь?

— Витек, ну ты же сам прекрасно знаешь, что для того, чтобы быть везде, необязательно куда-то выходить.

Лёха щёлкнул пальцами и мы оказались в плывущей лодке по каналу Венеции. Погода была просто прелесть. Солнечные зайчики играли на волах, а стильный шкипер умело работал веслом.

— Прикольно. Ну, и нравится тебе от колес слюни пузырями пускать?

— Ну, это издержки производства, хотя я как Бог принимаю абсолютно всё и в промысел человеческий не лезу. Не имею права.

— То есть как не имеешь? Ты же это всё создал, так?

Нырнув под арку нависающего моста, мы на миг оказались в темноте. Когда стало проясняться, оказалось, что мы стоим на балконе в вечернем Париже с видом на Эйфелеву башню.

— И что теперь? Когда я всё это создал, я установил закон свободы воли всего сущего. Никто не имеет права его нарушать, даже я, потому что это грех. Кстати, я установил один единственный грех, а всё, что пишут о других грехах, ко мне никакого отношения не имеет. Какие-то паранойяльные они. В натуре всё в этом мире взаимосвязано любовью, и если что-то происходит плохое, то значит, на это есть какая-то причина: то ли за грехи человек ответ несет, то ли урок жизненный получает. Поэтому не суди, и не судим будешь.

— Как же не суди. А всякие маньяки, убийцы, извращенцы? Они что тоже любовью мотивированы?

Постояв на балконе, Мы прошли дверь и очутились в cтогу сена на лугу. Мухи вились вокруг коров и птички щебетали на все лады.

— Витя, понять это логическим умом почти невозможно, тем более, когда сердце наполнено злобой. Могу тебе сказать только то, что у человека есть тело и есть душа. Когда тело умирает, душа из него вылетает и смотрит на свою жизнь с большой надеждой: за сколько она грехов расплатилась и сколько совершила. В этом и заключается смысл жизней на этой планете: учиться мудрости через грехи и осознавание их. Душа рождается в новом теле и учится заново, а ошибки, которые она совершила в этой или других жизнях просто притягивают к себе подобные сюжеты, которые и дают возможность осознать свои деяния. Кстати, самое прикольное в этом то, что душа сама придумывает себе сценарий своей будущей жизни.

— То есть, ты хочешь сказать, что я сам всё это себе прописал?

— Ну, основные ключевые моменты в твоей судьбе закреплены. Вот только когда душа попадает в тело, наступает глобальная амнезия, и человек всё забывает и начинает с чистого листа. Если бы он выполнил задуманное как робот, то не было бы прогресса. Здесь работает закон свободной воли. Когда человек мирно живёт и доходит до очередного своего судьбоносного момента, который будет совсем не приятным, но даст осознание одного из своих грехов, человек сам решает — идти ему по этому пути или свернуть. В этом и заключен весь прикол. Если он решает свою проблему, то он идет дальше до другого узла, а если не решился на этот поступок, то его жизнь начинает выстраиваться вокруг этого сюжета, так как это его жизненная задача. Вот и выходит, что все здесь решают свои задачки и потихоньку мудреют, пока не перейдут из «школы в институт».

Мы оказались в пустом университетском классе, где я сидел за партой, а Лёха стоял у доски с указкой.

— А в чём основной смысл всех учений?

— Как в чём? Познать своего Творца — сказал Лёха и растянулся в широкой слюнявой улыбке.

— Ну, а Творцу это зачем?

— Понимаешь, люди схожи с Богом по качеству, поэтому изначально равны. Наделив их свободой воли, Бог может наблюдать все возможные схемы поведения и их результаты в достаточно короткий срок. Таким образом, он познаёт себя в бесконечном многообразии своего проявления.

— И в этом весь смысл?

— Ну, в общем, да.

— Слушай, ты мне рассказал всё это за пять минут, а чего тогда столько религий и миллионы книг?

— Ну, ты не путай Божий дар с яичницей. Извини, конечно, за каламбур. Смысл религии не в том, чтобы понять Бога, а для того, чтобы без проблем манипулировать народом. При этом Бог используется как замечательный бренд. Так со всеми религиями было. Еще с диких времен, чтобы Бог не гневался, ему приносили жертвоприношения. Вот только все они оставались у служителей религии. Это дело давало больше прибыли пропорционально страху перед Богом за свои грехи. Маркетинговым ключом стал распятый на кресте в смертных муках сын Бога. Ну вот как не забояться такого Бога, по умыслу которого приколотили гвоздями его сына и оставили медленно умирать здорового мужика на солнцепёке. А чтобы память была крепче, каждому в обязаловку повесили на грудь миниатюрный крест с трупом, или еще чего хуже мученика перед смертью. Оформленный вид у повешенного на кресте оказался похожим к доброй половине белого населения. Мне