Уловив критический момент в ходе битвы, Наполеон дал знать Мюрату: пора! Иоахим Мюрат, маршал империи и великий герцог Бергский, зять Наполеона встал во главе своей кавалерии (более 60 эскадронов, а именно 11 тыс. драгунов, егерей и кирасиров) и лично повел ее в атаку против русского центра. То была «легендарная атака», «одна из величайших кавалерийских атак в истории»[316]. Лавины озверевших рубак, одна за другой, расшвыривая снежные завалы и сметая все на своем пути, обрушились на боевые порядки россиян. Русская артиллерия не успела сделать больше одного залпа, а пехота - построиться в каре. Кирасиры в стальных панцирях и на мощных лошадях, вслед за ними драгуны и егеря, «пронзили», по выражению Д. Чандлера, две линии русского центра, изрубив артиллерийскую прислугу и сбивая с ног целыми ротами пехоту, а затем промчались, сокрушая все и вся, вплоть до русских резервов.

Но вот тут, по признанию А. Лашука, «русская пехота в полной мере проявила свою способность к сплачиванию при обороне. Она не обратилась в беспорядочное бегство, а быстро пришла в себя и сомкнула ряды за спиной кавалерии Мюрата, прорвавшей ее линии. Пехота закрыла образовавшуюся брешь в боевых порядках русской армии, отрезав французскую кавалерию»[317]. Теперь Мюрат развернул свои эскадроны и повел их на прорыв в обратный путь. «Штыки и пули русской пехоты, картечь и гранаты артиллерии не смогли преградить путь этому живому тарану из людей и лошадей, - читаем у А. Лашука. - Возвращение конницы было не менее губительным для противника, чем ее первый натиск. Русская пехота опять понесла огромные потери, и целые батальоны были буквально “вытоптаны” эскадронами Мюрата»[318]. Сам Мюрат, как всегда «карусельно разодетый» (выражение Дениса Давыдова), но уже почерневший от пороха, вернулся к императору с докладом, что он выполнил приказ, хотя и немалой ценой (потерял 1500 человек).

Чего добился Наполеон в результате этой «легендарной атаки» своей кавалерии? По мнению таких авторитетных специалистов, как француз А. Лашук, англичанин Д. Чандлер, немец О. фон Леттов - Форбек, он «вырвал инициативу из рук Беннигсена», который после разгрома корпуса Ожеро готовился торжествовать победу[319]. Теперь Беннигсен до конца битвы, т. е. до наступления темноты, перешел к глухой обороне, а ночью оставил свои позиции и отступал все дальше и дальше на север, к Кенигсбергу. Наполеон от Эйлау (как ранее Ланн от Пултуска) его не преследовал - для этого у французов уже не было сил.

Потери сторон под Прейсиш - Эйлау были колоссальны, как ни в одном другом из предыдущих сражений Наполеона, а главное, фактически равны: по подсчетам О. фон Леттова - Форбека, к которым близки подсчеты и А. Лашука, и Д. Чандлера, русские войска потеряли 26 тыс. человек плюс 800 человек из прусского корпуса Лестока, французы - 23 150 человек[320].

Каковы же итоги столь страшного кровопролития при Эйлау? Французы сочли себя победителями, поскольку русские уступили им поле битвы. Однако Наполеон понимал, что настоящей, неоспоримой победы он впервые с 1799 г. (после неудачной осады Сен - Жан д’Акра) не одержал. Он сам признает в разговоре 1809 г. с флигель - адъютантом Александра I А. И. Чернышевым: «Я назвал Эйлау своей победой только потому, что после сражения вы изволили отступить»[321]. Хуже того, именно в Эйлау, как подметил Д. Чандлер, «проявились первые признаки будущего падения Наполеона. Почти вся Европа увидела, что впервые “страшилище” было остановлено . Наполеон отнюдь не непобедим, в бронированном “людоеде” есть щели»[322]. Д. С. Мережковский выразился на этот счет конкретнее: «Ужас Двенадцатого года - ужас рока глянул в глаза Наполеону в этой ледяной, железной и кровавой ночи Эйлау»[323].

Беннигсен со своей стороны вновь, как и после Пултуска, рапортовал Александру I, что он (уже второй раз подряд!) разбил Наполеона. Царь на радостях по такому случаю пожаловал барону за эту «победу» высший орден Российской империи - Св. Андрея Первозванного - и пожизненную пенсию в 12 тыс. руб. «На вашу долю, - гласило приветствие царя “цареубийце” от 8 (20) февраля 1807 г., - выпала слава победить того, кто еще никогда не был побежден»[324].

Российское общество, узнав об Эйлау (в трактовке Беннигсена) ликовало. В Петербурге (как и в Париже!) служили благодарственный молебен «Те Deum» за эйлаускую победу. Вновь выступил с патриотической одой Г. Р. Державин - теперь, правда, в иносказательной форме, под названием «Персей и Андромеда». Поэт изобразил Наполеона чудовищным драконом из преисподней, «серпокогтистым, двурогатым», «живым саламандром», которого поражает русский витязь (Беннигсен, стало быть, барон из Ганновера, который, кстати сказать, не владел русским языком и, хотя прослужил в России почти полвека, с 1773 по 1818 г., даже не принял российского гражданства)[325].

Тем временем «война, собрав богатый урожай смерти на поле Эйлау, вновь замирает»[326]: и французские, и русско-прусские войска, не мешая друг другу, расходятся по зимним квартирам - до весны.

После Эйлау Наполеон расквартировал свою Великую армию в центральной Польше, избрав для себя, своего штаба и гвардии старый рыцарский замок в г. Остероде, а с 1 апреля переместил свою главную квартиру в более просторный и комфортный замок Финкенштейн (40 км западнее Остероде). Весь остаток зимы и раннюю весну 1807 г. он был занят неустанными хлопотами по восстановлению и наращиванию боеспособности своих войск, а главное, по изысканию и доставке подкреплений - не только из Франции, отовсюду. Наполеон требовал (и получал) войсковые пополнения от своих союзников - Баварии, Саксонии, Испании, не говоря уже об Италии, где он сам был королем, а его пасынок вице - королем. В то же время император следил, чтобы ни Англия, ни Россия не смогли ослабить его контроль над Балтийским побережьем. Поэтому так порадовал его маршал Ф. Ж. Лефевр, который 27 мая, после более чем двухмесячной осады, заставил капитулировать прусский гарнизон мощной портовой крепости Данциг под командованием фельдмаршала Ф. А. Калькрейта. Падение Данцига позволило Наполеону не только взять под усиленный контроль побережье Балтики, но и высвободить для нового, летнего, этапа войны с Россией первоклассный корпус Лефевра. Сам Лефевр получил от Наполеона титул герцога Данцигского.