Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К величайшей скорби и разочарованию всех, кто успел сделать ставку, споры о детской магии Рози со временем утихли. Жители деревни нашли другие поводы для сплетен. Однако кое-кто все же заметил, что Рози действительно разговаривает с животными. И те ей отвечают.
Она начала болтать с ними, как только вообще заговорила. Малышка была дружелюбной, а вокруг домика Тетушки, по одну сторону от которого рос лес, а по другую простирались луга лорда Прендергаста, встречалось больше зверей, чем людей. Да, она разговаривала с животными точно так же, как с людьми, но так поступали многие дети, а если эта привычка и проявлялась у Рози сильнее, чем у большинства детей, то это же можно было сказать и о многом другом.
Подрастая, Рози начала все более и более явно ждать ответа от зверей, к которым обращалась: ее выразительное от природы лицо явственно отражало искреннюю уверенность в том, что они ей и впрямь отвечают. Однако самым странным казалось то, что она постепенно переставала заговаривать с животными по-человечески. Ее часто замечали просто молча сидящей или стоящей рядом с Корсо, Дротиком (рослым величавым волкодавом из трактира и тамошним лучшим миротворцем) или любым из прочих ее многочисленных друзей-животных. А все знали, что Рози не склонна молчать и ничего не делать.
Однажды вечером Катриона пришла забрать Рози от Нарла и обнаружила, что та смотрит в глаза взмокшему, дрожащему жеребенку, уткнувшемуся носом в ее сложенные горстью ладони. Катриона видела, как ее пальцы нежно поглаживают его под нижней челюстью. Нарл сидел на корточках рядом, свесив руки между колен. Его голова находилась на том же уровне, что и голова Рози, он так же внимательно, как и она, вглядывался в морду жеребенка.
Рози медленно выдохнула – звук весьма походил на лошадиный, с фырканьем в конце. И двигалась она тоже по-лошадиному, и голову наклоняла так, как могла бы наклонить лошадь. Жеребенок повернул голову и осторожно потянулся носом к Нарлу, а тот прижался щекой к его щеке.
– Я сказала ему, что ты хороший, – пояснила Рози. – Понимаешь, дело в том, что ты чисто выбрит. Он не собирается стоять тут на трех ногах, позволяя чисто выбритому человеку проделывать странные человеческие штуки с его копытами. Чисто выбритые люди орут, слишком туго затягивают подпругу и плюхаются на спину, как будто считают, что ничего не весят, да еще и пинают в живот ногами.
– Люди Прена с ним так не обращаются, – пробормотал Нарл, пока жеребенок исследовал губами его лицо, постепенно поднимая и поворачивая вперед уши.
– Нет, но в первом месте, где он жил, обращались, – уточнила Рози, – а у их кузнеца была борода. Теперь с тобой все будет в порядке, – пообещала она не то Нарлу, не то жеребенку и повернулась к Катрионе. – О, привет, Кэт. Надеюсь, уже пора пить чай. Я проголодалась.
– …И Нарл не обратил на это внимания. Они просто беседовали. Тетушка, это была детская магия! А ее семья вовсе лишена волшебства! Я не понимаю!
– Я тоже, – призналась Тетушка. – Но это происходит прямо у нас под носом вот уже некоторое время – возможно, с самого начала. Может, ты и впрямь не позволяла себе замечать?
Взгляд Катрионы невольно метнулся к стоящей у стены прялке с затупленным веретеном. Бардер давно уже сделал им веретено-волчок и вырезал на нем оскалившуюся горгулью с широко открытыми, чуть выпуклыми глазами. Зубов у нее было невероятно много, но при взгляде на нее складывалось впечатление, что это своеобразная сторожевая собака, верно охраняющая дом и очаг. Катриона радостно рассмеялась, когда Бардер вручил ей подарок. Со времен маленькой ясеневой цапли (которую она носила на шее, на ленточке) он вырезáл множество ложек и рукояток для ножей, но эта вещица не шла с ними ни в какое сравнение. Рози была еще совсем крохой, не умеющей толком ползать, и ей пока не слишком угрожали веретена и их острия.
– Какая красота! – восхитилась Катриона.
– Я старался, – пояснил Бардер, явно польщенный.
На спинке его обычного стула у их очага висела тряпица, чтобы развернуть ее, как только он достанет из кармана нож, постелить на полу у его ног и собирать стружки.
– Нарл показал мне, как вырезать лица. Я увидел, как этот маленький приятель смотрит на меня, едва лишь подобрал кусок дерева.
Катриона с улыбкой вертела в руках подарок. Ее пальцы благодарно замирали на рабочей части веретена – гладкой, словно шкура породистой лошади. Мордочка на другом конце выглядела такой живой и смышленой, что казалось, она вот-вот моргнет и что-нибудь скажет.
– Спасибо. Я… я все гадала, смогу ли и дальше держать в доме прялку.
Бардер глянул на Рози, которая таинственным способом уже умеющих сидеть, но еще не научившихся как следует ползать детей ухитрилась преодолеть половину комнаты и вцепиться в его штанину.
– А-а-а! – заявила она, что означало: «Возьми меня на руки и подбрось, пожалуйста».
– Вот потому я его и сделал. – кивнул Бардер, покорно наклоняясь. – Половина крестьян в округе не будут знать, как с тобой расплатиться, если не смогут отдавать шерсть для пряжи.
…Катриона порывисто встала, подошла к горгулье и погладила ее по маленькому носу картошкой. Этот жест служил своего рода полуосознанным заклинанием на удачу, и нос горгульи уже блестел от поглаживаний. Она понимала, что с течением лет вещица постепенно накапливает все эти бестелесные пожелания, превращая их в настоящие чары (так достаточное количество отложившегося ила в конце концов становится полуостровом), но вряд ли ей окажется под силу не пустить сюда Перницию.
Близился одиннадцатый день рождения Рози. Катриона сильнее потерла горгулье нос.
«Магия делает каждого своего обладателя более заметным для всех остальных. Никто, разыскивая члена королевской семьи, не обратит внимания на человека, наделенного волшебством. Это не магия, потому что не может быть магией».
Одиннадцать… Больше половины от двадцати одного года.
Когда остальные в Туманной Глуши сообразили, что Рози действительно владеет звериным языком (Нарл знал это с самого начала, но, конечно, никому и словом не обмолвился), это пришлось им весьма по душе. Не так здорово, как детская магия, – способность была полезной, а детская магия редко приносила пользу, – но все же уже кое-что. На этот счет можно было шутить, а шутки про своих фей – один из способов, помогающих обычным людям мириться с магией, рядом с которой они вынуждены жить, и это знают как сами обычные люди, так и феи.
Катриона тревожилась, поскольку Рози не была феей и с ней не следовало обращаться как с таковой – это казалось несправедливым. Не ее вина, что она живет с двумя феями. Обычным людям не нужно защищаться от нее, изобретая шутки, проводящие между ними границу. Рози обыкновенная девочка, вовсе не фея. Хотя ее разговоры с животными и доказали, ко всеобщему удовлетворению, что Тетушка и Катриона не лгут про родство с ней, ведь знание звериного языка – редкая способность даже среди фей и невозможно представить, чтобы в одной деревне нашлись две ее обладательницы, не связанные кровными узами, этого оказалось недостаточно, чтобы утешить Катриону.