судорогой. От страшной боли противоположный берег перед глазами застилало черной пеленой. После каждого взмаха рукой сил становилось все меньше, одежда камнем тащила вниз, под толщу черной ледяной воды. Капитан то и дело менял руку, потому что почти не чувствовал оледеневшие конечности. Ему казалось, что они плывут целую вечность. Даже когда берег был в нескольких метрах и он уже мог идти по дну, преодолевая несильное течение воды, эти несколько метров никак не кончались. Все вокруг будто замедлилось, время и движение, и чудилось, что эта безумная мука не закончится никогда. Оттого, оказавшись на суше, Глеб без сил опустился на землю. Его тело трясло, скручивало от боли, а руки и ноги совсем перестали слушаться. На несколько секунд он будто провалился в черную бездонную яму, откуда его вырвал тонкий голос Баро:

– Нет, нельзя лежать. Надо идти. Вставай.

Горячее дыхание мальчика согрело щеку, и капитан вернулся назад из черной бездны. Он почувствовал, что лежит, распластавшись на берегу. Мокрая одежда, как ледяной кокон, облепила его тело, окоченевшее после тяжелой переправы, а на груди шевелился теплый живой комок – Баро. Разведчик отстегнул ремень и освободил мальчика. Приказал осипшим голосом:

– Шевели руками и ногами, двигайся, надо согреться.

Сам же стащил одежду с себя и мальчика, выжал ее как следует, чтобы не осталось и капли стылой влажности. Потом надел все обратно, подхватил мальчишку и кинулся бежать со всех ног, чтобы согреться и прийти в себя. А Баро вдруг приник к его уху:

– С песней все делать веселее. – И тихонечко запел:

Нанэ цоха, нанэ гад,Мэ кинэл мангэ ё дад!Сыр выджява палором,Мэ кинэл мангэ ё ром!Тай-да-да-ра-ра, та-ра-ра-ра-ра,Та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра-рай,Та-ра-рай-ра, та-ра-ра-ра-рай,На-ра да-ра-дай-да.

От напева бежать и вправду было легче. Шубин сам не понял, как ноги его начали двигаться в такт припеву, все быстрее и быстрее. Он даже хохотнул, несмотря на холод и усталость:

– Ты не только лошадьми умеешь управлять, а волшебные слова и для людей знаешь.

Слабая улыбка мелькнула на детском лице, Баро крепче сжал кольцо рук на шее своего спасителя и дальше продолжил напевать свои песни.

Они успели добраться до лесного массива до рассвета, пройти уже знакомой тропой на советскую территорию. Через полкилометра из кустов неожиданно навстречу Шубину бросился боец:

– Стоять, руки вверх.

– Не могу, – прохрипел в ответ разведчик. – У меня ребенок на руках, раненый. Я капитан фронтовой разведки Шубин. Возвращаюсь с задания.

Пехотинец с облегчением опустил трехлинейку:

– Ну наконец, товарищ капитан. Так и думал, что это вы. Форма немецкая, в грязи вся, мокрая, и ребенок на руках. На фашиста не похоже такое. А нас майор Джахеев сюда поставил, караулить, когда вы обратно с немецкой территории вернетесь. Там и грузовик ждет в кустах.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул Глеб. Он попытался отцепить Баро от себя и передать его солдату. Но мальчик открыл черные глаза, на густых ресницах висели слезы.

– Нет, не бросай меня, не бросай! Ты слово офицера дал. – И снова провалился в полуобморок.

– Ладно, хорошо, хорошо. Не бойся, все, мы у своих. Мы вернулись, все позади.

Шубин говорил и говорил слова утешения. Самому себе и Баро, чтобы осознать наконец, что они вырвались из ловушки, ушли от смертельной опасности. С помощью бойцов он взобрался в кузов грузовика, лег на дощатом дне, прижимая к себе невесомое тельце мальчика. Сверху их накрыли плащ-палаткой и несколькими ватниками. Наконец стало тепло, тело перестало содрогаться от лихорадки и боли. Стало спокойно – они выбрались, они в безопасности. Капитан Шубин с головой укрылся накидкой, закрыл глаза и провалился в сон.

Глава 6

Очнулся Глеб от крепкой руки, что трясла его за плечо:

– Шубин, Шубин, очнитесь. Срочно! Штаб требует сведения по результатам разведывательной операции. – Над ним склонился майор Джахеев. Где-то в стороне вскрикнул Баро.

Разведчик вскинулся, стряхнул остатки сна:

– Где мальчик, что с ним? Почему он кричит?

Майор нахмурился:

– У него перелом, переложили на носилки, я приказал доставить его в госпиталь. Почему он вообще оказался с вами на секретной операции?

– Я все объясню, товарищ майор, – пообещал офицер. – Сначала задание. Можно мне карандаш и бумагу, за полчаса зафиксирую все полученные сведения. Можно будет отправить шифровкой в штаб.

Командир сразу же дал ему блокнот и химический карандаш, достав их из своего планшета:

– Вот, держите!

Глеб пристроился прямо на большом пне, что торчал неподалеку от здания, где расположился узел связи. Он не замечал ничего: ни любопытных взглядов шифровальщиц и связистов, что рассматривали грязного, измученного разведчика, который только что вернулся с задания; ни нетерпеливых кругов Джахеева, который отмерял шагами пятачок между домами; ни серой стылости зимнего утра.

Как и обещал разведчик, через полчаса он отдал густо исписанные листы.

– Готово, товарищ майор. Сведения можно шифровать и пересылать в штаб.

Джахеев кивнул, перехватил ценные записи:

– Ничего не забыли?

– Никак нет, товарищ майор. – Капитан Шубин был даже немного задет таким замечанием, он отличался фотографической памятью и даже после тяжелого перехода все картинки, которые он видел во время вылазки, отпечатались перед глазами во всех мелких деталях.

– Ждите, я скоро. – Джахеев заторопился в узел связи.

Разведчик переспросил:

– Товарищ командир, могу я пока навестить Баро, цыганенка, в госпитале. Переживаю, как он там, его серьезно избили.

– Полчаса, потом жду обратно. Вы мне так и не ответили, почему он был с вами на боевом задании. – Голос Джахеева был строг как никогда.

Только разведчик уже не обращал на это никакого внимания, он торопился к своему маленькому другу в госпиталь. Там, в смотровой комнатке, хирург уже колдовал над маленьким тельцем. А Баро лежал с закрытыми глазами, только страшная бледность и закушенная губа выдавали его сильную боль. Хирург качал головой и вздыхал, ощупывая пациента. Мальчик вдруг почувствовал присутствие разведчика рядом и, не открывая глаз, сказал:

– Товарищ командир, Шубин, Шубин, ты здесь?

– Да, Баро. Я зашел узнать, как у тебя дела.

Хирург покачал головой, лицо его было серым и недовольным, как смятая застиранная шапочка на голове. Но он все же пробурчал обнадеживающие слова:

– До свадьбы заживет. Сейчас будем накладывать шины и гипсовать, пара месяцев – и будет бегать как новенький. Придется потерпеть, анестезии у нас давно нет, а спирт тебе нельзя. Сейчас принесу все что нужно и начнем.

Капитан подошел поближе к мальчику:

– Спасибо, Баро. Ты спас мне жизнь, и не раз. Ты настоящий герой. Но обещай мне, что больше не сбежишь. Тебя отправят в тыл, где ты пойдешь в школу и будешь таким же, как обычные ребята. Обещай мне, что будешь счастливым обычным ребенком. И что научишься писать и читать, мы сможем тогда писать друг другу письма.

– Обещаю. – Белые губы дрожали от страшной боли, которая терзала ребенка много часов.

Рядом хирург загремел инструментами, уложил ворох бинтов. Кивнул офицеру:

– Санинструктор спит, она трое суток