– У меня нет пищевых расстройств, – заверила ее я. – Просто у меня аллергия на… орехи. Сразу распухаю. И как-то мне попался орех в супе…

– Орех в супе?! – моргнула она.

– Прикинь. Кто бы мог подумать, что там может быть орех. С тех пор я не ем в общепите. Только свою еду, тщательно проверенную на отсутствие орехов.

– А-а, а я уж было подумала, голодом себя моришь.

В общем, правдами и неправдами я кое-как затесалась в ряды «нормальных». Я пока опасалась рассказывать о себе, не хотела, чтобы кто-то узнал, что от легчайшего прикосновения у меня пузырится и слезает кожа. Но не исключено, что однажды я поделюсь этим со своими новыми друзьями, если дружба пройдет проверку временем. Вдруг они примут меня с моей болезнью так же легко, как приняли с обмороженными руками и аллергией на орехи?

– Он крутейший дайвер. Я много слышала о нем. У него немерено всяких наград. По-моему, я его даже в какой-то научно-исследовательской передаче видела – он там с командой дайверов исследовал затонувший лайнер…

– Вы о ком? – спросила я, усаживаясь за один столик с Адель, Брианной, Патриком и Дарреном. Мы по утрам после первой лекции обычно шли в кафе университета. Ребята сметали с прилавка сэндвичи и газировку, а я сидела с ними за компанию, ковыряясь вилкой в контейнере с домашней едой.

– О нем, – кивнула Адель и указала глазами в другой конец зала, где обычно тусили старшекурсники. – Вон тот, с темно-русыми волосами и шикарным телом. Кажется, он норвежец.

Я поперхнулась зеленым горошком, который успела сунуть в рот. Взгляд метнулся к дальней стене и – да, там, за крайним столом, сидел он. Вильям Веланд собственной персоной в компании сочных девиц и возмужалых парней.

– Тело шикарное, согласен, – заметил Даррен, и все невольно расхохотались. – У него такие дельты и широчайшие мышцы спины, я просто отчаялся такие накачать. Это, наверное, от плавания. Но я не умею плавать.

– Даррен, зая, все у тебя нормально с мышцами, расслабься, – заметила Брианна.

– Я бы не прочь потрогать эти… как ты там сказал? Дельты и широчайшие? – хихикнула Адель, подводя губы алой помадой.

– Его девушка сделает тебе харакири, – предупредила Брианна.

– Харакири можно сделать только самому себе, сечете? – проснулся Патрик. – Это ритуальное самоубийство. Если вспороть живот кому-то – это уже убийство, а значит, не харакири… Да-да, я много чего знаю о самоубийствах. Кстати, его девушка выглядит не очень, заплаканная какая-то. Уж не случилось ли чего.

– Ой, да что с ней может случиться, Патрик? С такими, как Айви, случаются только успех, популярность и всеобщая зависть… Хотя ей бы не мешало набрать пару килограмм, штанам не на чем держаться, – покачала головой Брианна.

– Я слышала, что она фотограф и уже довольно известный. Это правда? – спросила Адель, откладывая помаду и вынимая из сумочки маленькое зеркальце. – Фотографирует моделей и даже открыла выставку в Национальной галерее.

– Я тоже слышала, что она не промах, – кивнула Брианна. – Красивая пара.

Я положила в рот ложку горошка и отвернулась. Что-то ныло внутри. Ныло, и всхлипывало, и сморкалось в маленький платочек.

– Кстати, вы видели тачку Вильяма? Черт, я бы отдался за такую, – хохотнул Даррен.

– А меня тошнит от этих понтов, – заметила Адель. – Вот когда ты сам себе на нее заработал – тогда нет вопросов, молодец. Но когда тебе родаки ее дарят – отстой.

«Та-ак, мне стоит припрятать свою «S7» на неопределенное время», – подумала я, полностью разделяя взгляды друзей о том, что машина, купленная на деньги предков, – это не круто. И подаренная бабушкой – тоже как-то не очень…

– Похоже, он сам на нее заработал. Знаете центр дайвинга на мысе Форти-Фут? Так вот, говорят, что он его выкупил.

– Кстати, Айви растрепала всему университету, что его родители – какие-то шишки в министерстве внутренних дел Норвегии. Удивительно, что сыночка не отправили в какое-то специализированное высшее заведение в Осло, а сослали в другую страну. То ли он бунтарь, то ли у него проблемы с законом в Норвегии, то ли ему нравятся ирландские девчонки.

– Норвежки тоже ничего. Посмотрите на его сестренку. Вот это задница…

– Русские – самые красивые, – со знанием дела проворчала Адель.

– Никто не спорит, – приобнял ее Даррен.

– Я больше поверю в проблемы с законом, – заметил Патрик. – Вы видели его левую руку?

– Патрик, прекрати, – сказала Брианна. – Все что угодно могло случиться. Ноготь, например, врос – и привет заражение крови. А еще бывают травмы, петарды, бешеные собаки… А вообще мне нравятся парни, у которых есть какие-то физические недостатки. Потому что у них есть особенная история. И сила, чтобы преодолеть свое несовершенство. И уж наверняка характер бойца.

– Согласна, – кивнула Адель. – Помню моего дедушку, который вернулся с войны без ног, а все равно все бабы из села за ним увивались! Смотрели на лицо, и улыбку, и плечи и забывали, что там, внизу! А закончилось все тем, что он, безногий, дочку председателя колхоза у жениха увел!

– Дедуля огонь! Дед жжет! Старик не промах! – загалдели хором Патрик, Даррен и Брианна.

– Ладно, валим на лекцию? Лори, ты с нами?

Кажется, я и двух слов не сказала за весь завтрак. Горошек не лез в горло. Тушеная курица тоже.

– Бегите, я догоню! – сказала я, сосредоточенно гоняя кусочек грудинки по тарелке.

У Вильяма не было проблем с законом или заражения крови, когда он потерял два пальца. Он всего лишь имел несчастье встретить меня.

Я еще чуть-чуть понаблюдала за ним – до чего же впечатляюще он выглядел: широкоплечий, в белой рубашке и черной кожаной куртке. Я не разбирала слов, но слышала звучание его голоса и смех. Живое украшение всего кафе и, скорей всего, целого универа.

Я поглазела на его друзей, многих из которых видела на вечеринке. На задорную Вибеке, которая сидела там же и весело хохотала над чьими-то шутками. На шумных Дженни и Ричи. На роскошную Айви, закинувшую руку на плечо Вильяма.

«У тебя бывало так, что ты встречаешь человека один раз, второй, и вдруг понимаешь, что если встретишь его в третий раз, то втрескаешься по уши?» – почему-то вспомнилось мне. Уж не потому ли, что я видела его именно в третий раз…

Наверное, я уставилась на него так пристально, что взгляд прожег невидимым лучом воздух и коснулся его лица. Потому что Вильям вдруг поднял глаза и обнаружил, что я таращусь на него в упор. Наши взгляды соединились, но он посмотрел на меня без всякого интереса, как на предмет интерьера, которого здесь раньше не было, а теперь вдруг появился. Посмотрел с таким равнодушием, что я почти почувствовала себя стулом или кофейником – чем-то до ужаса банальным и несущественным.