но мы видим также и сборник поэтических воспоминаний (Доде). Русские произведения (Ковалевская, Львова) следуют французской традиции. В англоязычных странах до рубежа XIX–XX веков доминируют книги детских писательниц, иногда адресованных юной аудитории. Эти и последующие произведения включают в себя различные романные формы автобиографического материала, в том числе шутливые повествования от третьего лица (Бернетт), и печальные и, по-видимому, частично вымышленные рассказы о детских злоключениях (Линч), и поэтические попытки воссоздать детский взгляд на мир (Арден). Первые немецкие работы следуют похожим паттернам: писательницы, которые часто являются авторами детских книг или педагогами, пишут мемуары, а не сфокусированные на себе автобиографии. Более личные произведения начинают появляться в XX веке.

Для женщины писать о себе грозило обвинением в претенциозности. И писательницы применяли различные стратегии, чтобы сделать свои истории приемлемыми. Многие прибегают к беллетризации. Хоувит, Бернетт, Несбит, Хьюз, Кэмпбелл, Гилдер и Бишофф решили превратить свои жизни в увлекательные истории. Еще одним способом избежать осуждения была публикация своего произведения под видом «романа» (Ковалевская, Деларю-Мардрюс) или использование элементов вымысла, не уточняя статус произведения (Фарнхэм, Линч). Некоторые женщины — Линч, Гилдер и Арден — изменяли имена. Заглавия также не обязательно свидетельствуют о содержании работ: смелое слово «автобиография» в названии зачастую значит не более, чем «история жизни, рассказанная от первого лица», и не обязательно такая книга содержала подлинную историю жизни автора. Однако «роман» мог претендовать на престиж, которым пользовались художественные произведения в ту эпоху (Оду).

Беллетризация была не единственной стратегией: в других случаях авторы подчеркивали, что работа была написана по велению других (Ларком, Бартон, Ленк), также очень часто они избегали фокусировать рассказ на себе, отдавая предпочтение описаниям семьи, окружающих людей, мест и обычаев.

Когда доходит до самопрезентации, большинство писательниц подчеркивает уникальность своей личности. Однако среди англоязычных авторов (Ларком, Бернетт, Несбит) существует тенденция самоуничижительно настаивать на том, что они были лишь обычными детьми. Как правило, писательницы не считают себя типичными представительницами той или иной социальной группы, или ее голосом, да и вообще редко относят себя к какой-либо группе. Исключением стала Попп, написавшая автобиографию исходя из исключительно политических соображений. Среди авторов доминируют профессиональные писательницы и литераторы. Большинство из них происходит из среднего или высшего класса. Вынужденно заниматься физическим трудом и иметь при этом способности и возможность написать книгу было нечастым сочетанием, хотя Ларком, Оду и Попп это удалось. Ни одна из авторов не обращается к феминистической повестке, хотя многие из них возмущаются ограничениями, с которыми они столкнулись, будучи девочками. Линч подходит к ней ближе остальных, высказывая идею о том, что весь женский пол находится в невыгодном положении (по крайней мере в Ирландии). Оду рисует женский мир, в котором женщины не испытывают ни солидарности, ни особой симпатии друг к другу. Ларком замечательна тем, что призывает к женской солидарности, хотя и в нефеминистских терминах по сегодняшним меркам.

Тема сексуального насилия полностью отсутствует в женских автобиографиях детства, написанных до Первой мировой войны. Несомненно, не потому, что его не было, а потому, что тема сексуального насилия была сильно табуирована. Сексуальность, о которой в XVIII веке пишут даже женщины104, в XIX веке оказалась под запретом как в Англии, так и во Франции*.

Гендерные различия между автобиографическими произведениями женщин и мужчин в эпоху до Первой мировой войны заметны намного больше, чем в любой последующий период. По сути, дамы той эпохи не должны были высказываться как мужчины. Таким образом, за редким исключением, женщины не писали автобиографий в духе романов воспитания («как я стал тем, кем я стал»), столь любимом их коллегами-мужчинами. Очевидная причина заключается в том, что женщины в ту эпоху, как правило, не становились общественными фигурами, а если и становились, то считали, что им следует блюсти скромность и преуменьшать свои карьерные успехи. Кроме того, за редкими исключениями, женщинам не свойственен ностальгический тон, который подхватили авторы мужских рассказов о детстве.

Ранние женские автобиографии детства отличаются своей оригинальностью, если не смелостью. Никто не обязывал этих женщин писать свои истории. Они писали добровольно и, за неимением примеров жанра, креативно. Интерес к детскому мышлению, к «внутренней жизни детства», как назвала его Уна Хант, к воссозданию утраченных внутренних образов и даже отказ от авторского видения ради детского взгляда на мир, как в «Детстве» Джоан Арден, — выдающиеся нововведения, которые, по моему мнению, характерны для женского письма на рубеже XIX–XX веков.

Еще одно отличие женских автобиографических текстов о детстве от мужских — это количество внимания, которое писательницы уделяют матерям и другим женским фигурам. Писатели-мужчины, такие как Уильям Вордсворт, Пьер Лоти и Марсель Пруст, пишут о своих матерях с любовью, редкие (как, например, Жюль Валлес) — негативно. Тем не менее матери и материнские фигуры — няньки, бабушки и монахини — получают куда больше внимания в женских автобиографиях детства, чем в мужских. Эта разница сохраняется и после начала Первой мировой войны, и будет отмечать женскую автобиографию детства в целом. Нитью, пронизывающей женские — но не мужские — тексты описанной эпохи и вне ее, становится внимание к тому, чего стоит быть девочкой, к разнице в воспитании, образовании, привилегий, свобод и т. д. для мальчиков и девочек. Девочки обращают на это внимание, осознавая, что их возможности более ограничены. Они охотно сравнивают свои судьбы с судьбами мальчиков, тогда как мальчикам до удела девочек дела нет.

Сегодня и когда писали наши героини люди испытывают давление в том, что определенные вещи должны быть сказаны определенным образом. Детям это дается с болью. Взрослые могут усваивать требования и табу, формирующие их речь, до такой степени, что уже не осознают их. Чем дальше эпоха от нашей, тем больше изменений претерпели нормы речи, и, как следствие, тем легче нам заметить давление над авторами. С сегодняшней точки зрения, женщины, писавшие о себе в довоенную эпоху, кажутся нам необычайно сдержанными. Тем не менее, читая их детские автобиографии, под покрывалами благоразумия мы находим немало сведений о том, как воспитывались девочки и с какими проблемами сталкивались, даже несмотря на то, что авторы строк, возможно, не собирались поведать потомкам именно об этих вопросах. Мы видим, что воспитание сильно зависело от пола. Как правило, девочки находились под контролем и опекой женщин: матерей, монахинь. Эти отношения часто нельзя назвать хорошими. Быть девочкой тогда означало, что для того, чтобы кем-то стать, необходимо было добиться освобождения от контроля родителей. Образование, которое получали девочки, было в целом довольно базовым, с акцентом на овладение домашними ремеслами. Выдающимся