в ближайшее время сам свяжусь с Сильвой, а после мы сможем собраться все вместе и поговорить.

- Профессор, - я устало потëр глаза, - могу я Вас попросить пока не распространяться об этой истории вне пределов лаборатории? Если по окончании Ваших экспериментов подтвердится, что Сильва и я - не пара, то...

Я замолчал, обдумывая своё решение. К демонам законы и запреты - я хочу быть с ней, с этой вредной, колючей, категоричной, но такой ранимой и родной девушкой!

- ...Мне не нужен никто другой. Я всё равно буду добиваться Сильвы!

Маран хмыкнул и задал лежащий на поверхности вопрос:

- Вопреки закону и запрету?

- Вопреки всему и наперекор всем Мирам, и даже ей самой!

В трубке повисла тишина.

- Вы знаете, Дамир, - наконец подал голос Маран, - то что Вы сейчас чувствуете, называется одним коротким словом. Как Обороту, никогда ещё с подобным чувством не сталкивающимся, могу подсказать, что...

- ...Я влюблён.

Сильва

Проревев в подушку несколько часов, я затихла, едва услышала негромкий щелчок входной двери. Тётушка Рута, скорее всего, вернулась с рынка. Я тихонько всхлипнула и вытерла ладонью опухшее от слëз лицо.

Коротко пилимкнул телефон, и я невольно покосилась на экран. Поверх всех значков высветилось сообщение от Марики: "Привет. Спишь? Можно позвонить?"

Прости, Марика, но твоя подруга сейчас не в том состоянии, чтобы болтать о твоей счастливой жизни. Нет, я не завидую, просто боюсь, что не выдержу и распла́чусь. А о том, что вечно весёлая и позитивная Сильва может быть слабой и беспомощной, не должен знать никто.

Никого сейчас не хочу ни видеть, ни слышать!

Я встала с кровати, протëрла заплаканное лицо салфетками, переоделась и натянула мотоботинки. Мой байк, который совершенно незаслуженно последнее время был забыт - единственный друг, который не будет ни жалеть, ни сочувствовать, ни наставлять на путь истинный. Он просто будет мчаться вместе со мной по трассе, пропуская под своими колëсами бесконечную ленту дороги. И снова, как и раньше, со мной будут только ветер, скорость и свобода!

Вороной меня не подвëл. Пару недель назад, как только начались затяжные дожди, я арендовала на стоянке небольшой крытый бокс для хранения таких вот железных коней, и сейчас, подходя к своему байку, буквально кожей ощущала его радость от встречи.

- Привет, мой хороший! - я обняла его рогатую голову. - Скучал? Я тоже. Прости свою нерадивую хозяйку, бросившую тебя здесь. Обещаю, что такого не повторится. Теперь всегда будем только мы с тобой, и больше нам никого не надо.

Несколько слезинок выкатились из-под ресниц, но я быстро смахнула их и сжала кулаки. Хватит устраивать слезоразлив! Я сильная, смелая, самодостаточная, и мне никто не нужен!

Пару разу глубоко вздохнув для успокоения нервов, я надела шлем и выкатила байк из бокса. Ветер, скорость и свобода - вы единственные, кто мне нужен сейчас и всегда!

Через несколько часов гонок меня начало отпускать. Я, наконец, смогла спокойно дышать, не боясь расплакаться или разозлиться. Кроме того, верх брала усталость - после суточной смены я не поспала ни минуты. Тяжело вздохнув, я повернула Вороного в сторону города.

Прямо перед развилкой к месту стоянки меня вдруг подрезал крутой байк. Я резко затормозила, и заднее колесо пошло юзом, а байк стал заваливаться набок. Мне пришлось проехаться коленом по асфальту, чтобы не упасть вместе с Вороным. Всë-таки я правильно поступила, купив полную экипировку, включающую в себя жёсткие наколенники.

- Придурок! - зло рыкнула вслед гонщику, а он вдруг поморгал мне стоп-сигналом, а потом поднял руку.

Извинился, типа, что ли?

- Всё равно придурок!

Подъехав к стоянке, я оставила там своего коняшку и неспеша побрела домой.

Тётушка Рута пила на кухне чай. Завидев меня, женщина обрадовано всплеснула руками.

- Сильвочка, деточка! Что ж ты так поздно гуляешь? На мотоцикле́те своём ездила, что ли? - увидев, во что я одета, она осуждающе покачала головой. - Да разве ж в такую погоду на этих шайтан-машинах можно ездить? Ой-ë-ëй! Не бережëшь ты себя. Иди, раздевайся, чайник горячий!

Я отрицательно мотнула головой.

- Спасибо, но я очень устала. Пойду спать.

Прошмыгнув в комнату, чтобы тётушка меня не заболтала и, не дай боги, не прочитала чего по моему лицу, я разделась и быстро нырнула под одеяло. Несмотря на то, что я действительно очень устала, сон не шёл. В голове всё крутилось и крутилось то, что произошло вчера вечером, и во что это вылилось утром.

Я вспоминала, каким напряжённым было лицо Дамира, когда он спасал меня от наркомана, сколько тревоги плескалось в его глазах, когда он меня обнимал, как заботливо обрабатывал рану, и как потом мы едва не поцеловались.

Перевернувшись на другой бок, я отогнала ненужные мысли, но, едва попыталась расслабиться, вспомнила сон, где мы целовались, а потом утренний поцелуй наяву. А ведь наяву ощущения были похожи, только намного ярче. Неужели мне это не приснилось? Да ну! Быть того не может!

Я тяжело вздохнула и села на постели.

- Отстанешь ты от меня сегодня или нет? - отчаянно прошептала в пустоту. - Что тебе надо? Не будет у нас ни любви, ни счастливой жизни, ни деток по лавкам! Вы, блохастые, только и умеете, что портить людям жизнь!

И тут я вспомнила, что у меня до сих пор висит непрочитанное сообщение от Марики. Взглянув на часы, поняла, что перезванивать уже поздно, поэтому отправила ей сообщение с извинениями и обещанием позвонить завтра. "Совсем забегалась, было много работы", - приписала в конце и тяжко вздохнула.

Положив телефон на журнальный столик, я встала и подошла к окну. Небо было тёмным, но фонари у дома давали достаточно света, чтобы ночь не казалась совсем уж непроглядной.

Взяв подушку и подстелив её под спину, я пристроилась на подоконнике.

Ночь, улица, фонарь, аптека,Бессмысленный и тусклый свет.Живи ещё хоть четверть века —Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь — начнёшь опять сначалаИ повторится всё, как встарь:Ночь, ледяная рябь канала,Аптека, улица, фонарь.

Я вспомнила, как меня, ещё школьницу, поразили эти строки, написанные более ста лет назад одним известным классиком. Уже тогда они отражали моё внутреннее состояние. И вот, по прошествии стольких лет, в моей жизни ничего не изменилось. А ведь я себе обещала, что никогда больше не буду слабой, никому не позволю над собой измываться, и никто на свете не посмеет меня обидеть! Но опять наступила