Скрипнула дверь, в сарай скользнула Айки:

— Дождик, ты не принес бы еще дров на кухню?

— Да я вроде столько натащил… — удивился юноша.

— Ну… еще бы немножко…

Неужто Дождик сплоховал — и девочка в бурю бежала через двор, потому что на кухне не хватило дров? И почему, кстати, Айки не взяла охапку поленьев сама — поленница-то ближе, чем сарай?

И тут юношу осенило. Он вспомнил, как вчера Хиторш крутился возле Айки, а та норовила ускользнуть от него, как плотвичка от щуки. Держалась поближе к хозяйке.

Но сейчас Дагерта наверху, возится с дочуркой. У малышки болит животик, она капризничает.

Что ж, если Айки не хочет оставаться на кухне одна…

Дождик поспешно встал.

— Конечно, сейчас… ты извини, мне б самому догадаться натаскать побольше дров!

* * *

Айки и Дождик устроились на кухне. Девушка месила тесто для пирога, юноша ладил боковину сломанного решета. Оба весело болтали и чувствовали себя чудесно… пока на кухне не появился Хиторш.

Одарил ленивой улыбочкой Айки (та нахмурилась и побледнела) и бросил Дождику:

— Брысь!

Дождик тоже побледнел слегка, отложил решето и ответил негромко:

— А тут кошка есть? Я не заметил.

— Чего?.. Брысь, говорю, шваль бездомная!

— Мне и тут неплохо. — Голос Дождика почти не дрожал.

Паренек старался не бояться. За то, что он целовался с красоткой Нернитой, его в Новых Выселках деревенские парни впятером били. А тут всего один, хоть и здоровый кабанище. И уйти никак нельзя. Не то чтобы Дождику так нравилась Айки… просто у нее снова испуганные глаза.

Ну, что он не бьет, бык двуногий? Уставился странно, будто ждет чего-то от него, Дождика.

Юноша спросил дерзко:

— Ну, чего вылупился, как сова из дупла? Картину с меня будешь рисовать?

Зря это он сказал. Словно разбудил оцепеневшего Хиторша. Парень шагнул вперед — и тяжелый удар отшвырнул Дождика к стене.

В руках у Айки уже была скалка.

— Хиторш, я хозяина кликну!

— Чего по пустякам человека звать? — усмехнулся Хиторш. — Захочу этого бродяжку на муку смолоть — никакой Кринаш не углядит. И ты его за своей юбкой не спрячешь.

Дождик уже продышался настолько, что смог подать голос:

— Правда, Айки, незачем звать Кринаша. Мы с этой орясиной сами разберемся.

Он ждал второго удара, но Хиторш опять уставился ему в лицо непонятным взглядом. А затем гнев исчез с его лица. Физиономия стала озадаченной, словно парень не мог уразуметь что-то важное.

Наконец сказал презрительно:

— Не хочу на чужой кухне стены пачкать. Поговорим еще, тварюшка бродячая…

Повернулся и вышел вон. Хоть и хлопнул дверью, но успел расслышать восхищенный голос Айки:

— Ой, Дождик, какой ты смелый!

* * *

За ставнями свистела вьюга, а в трапезной было тепло и уютно. Двое постояльцев после сытного завтрака сидели у огня и лениво играли в «радугу».

Певец Арби, потряхивая золотисто-каштановыми волосами, пел, не стараясь развлечь занятых игрой господ. Тихонько пел, для себя — и незамысловатая мелодия мирно соседствовала со стуком костяшек и негромкой беседой игроков.

Игра шла неспешно, по мелочи. Челивис не мошенничал, но все равно выигрывал — партию за партией. Однако юный Намиэл оказался идеальным партнером. Проигрывал легко, без раздражения и без уныния.

— Я неудачник, — сообщил он вскользь.

Челивис не стал возражать. Давний подданный и слуга удачи, он не раз видел тех, кому она отказывала в своей благосклонности.

Наконец Намиэл отложил коробку, оглядел трапезную:

— Хорошо… всю жизнь бы так! Вино, игра, беседа…

— И снег за окном, — в тон ему подхватил Челивис.

— Снег — это обязательно. Чтоб никто не приехал.

Игрок уже заметил, что Намиэл рад плохой погоде.

И что он боится чьего-то приезда. Челивис попробовал поговорить об этом с Дабуншем, но громила лишь удивился:

«Да кого ж ему на всем свете бояться, ежели он сын Жервила-и-Винниграя?..»

Уж не от папы ли ты сбежал, богатенький мальчик? Что, если уляжется буран — и нагрянет сюда по свежему снежку Жервил-и-Винниграй… ну, кому из них приходится сыном эта породистая свинка?..

Челивис усмехнулся своим мыслям и сказал дружелюбно:

— Вино и игра — это славно, но есть и другие удовольствия. Скажем, без женщин скучновато станет.

Намиэл вздрогнул, потянулся за чашей.

— Женщины? Да ну их ко всем демонам! Без них спокойнее.

«Не рано ли ты разуверился в женщинах, детеныш? — развеселился Челивис. — Или ты еще в люльке лежал, на грудь кормилицы глядел и думал: ах, как мне надоели эти бабы!»

Но вслух сказал сочувственно:

— Мой господин решил отдохнуть в этой глуши от женщины?

— От невесты, — мрачно кивнул Намиэл. Сделал большой глоток, поставил чашу на стол и уточнил: — От двух.

* * *

Хиторш сидел на полу в чулане, где свалено было разное барахло. Если кто из хозяев сунется — можно сказать, что услышал шорох и решил глянуть, что там…

Очень надо было Хиторшу побыть одному. Чтоб сердце отошло, чтоб не задурить. Еще немного — измолотил бы тощего змееныша в кровавую кашу… это в чужом-то доме, почитай что на глазах у Кринаша! А может, заорал бы дурным голосом и как есть, без куртки, без шапки бросился прочь — за ворота, в метель…

Что с ним творилось-то? Разозлился или испугался? До сих пор сердце трепыхается, как цыпленок в пятерне.

Айки тут ни при чем. Что Айки — тьфу! В деревне есть девки куда смазливее. Если б не задавалась так, Хиторш на нее бы и не глянул. Мышь тощая, заморыш! Но уж таким Хиторш на свет уродился: податливые да ласковые ему не по нраву. Хотя на сеновале поваляться и с такими недурно. Особенно если заранее сговориться с дружками, чтоб поблизости затаились да ждали. А после, вволю натешившись, свистнуть парням: мол, давайте сюда, ваша очередь! И слушать, как девка пищит. Все равно не пожалуется отцу, на кой ей худая слава…

Ну, в деревне не шибко этак поиграешь, деревня тайны плохо держит. А вот как ходил Хиторш два года подряд в столицу на заработки — ух, повеселился!

Но эта забава хоть и хороша, а все-таки больше ему нравится ломать упрямиц. Таких, как Айки. Да не силой ломать, не за косу в кусты волочь. У него есть секретец похитрее…

Впервые он почуял в себе силу мальчонкой лет шести, когда вечно чумазый Гослат, Старостин внук, выстрогал кораблик. Ладный такой, с парусами из бересты. У маленького Хиторша дух зашелся в груди. Представил себе, как пускает это чудо в ручей…