– Так ты не посылал пацана снять на видео, как я проворачиваю дело? – уточнил Хук.

– Нет, черт дери, не посылал! – заорал Рокэ. А потом сообразил подоплеку такого вопроса. – То есть ты мне тут говоришь, что пацан тебя заснял?

– Возможно, – признал Хук. – Камера имела место. Практически уверен, что ее разнесло на куски, но нынче конструкцию им таки лепят усиленную.

– И во время дела ты, случаем, не упомянул ли Айвори?

– А вот это вопрос уместный, – произнес Хук. – Я, возможно, передал от мистера Конти сообщение – «Это от Айвори», в таком духе.

– Ну не заебись ли, – выругался Джи-хоп. – Просто, сука, превосходно. Лучше б мне тебя, Хук, просто прикончить. Серьезно.

В ответ на угрозу Хук рассмеялся.

– Лучше б тебе не нести пургу, сынок, или кончишь братишка, понимаешь, к чему я?

– Охренеть, – снова ругнулся Джи-хоп. – Что за гребаный бардак. Я доверил дело тебе, Хук, потому как ты клялся, что весь из себя способный и скрытный. Способный и скрытный, твои слова, не мои.

– Я и есть скрытный, – огрызнулся Хук, чувствуя, как сдавливает грудь. – Был скрытный – как и мудак в кустах.

– И ты решил, что я заслал соглядатая? – поинтересовался Россано Рокэ. – Чтобы удержать тебя на поводке.

– Мелькнула мыслишка.

Джи-хоп помолчал, размышляя, потом заговорил:

– Ладно. Я вот что думаю, коп. Может, я и правда заслал соглядатая, а значит, Айвори тебя имеет. С другой стороны, он и так тебя имеет, и еще массу таких, как ты. Но я говорю, что соглядатая не засылал, а значит у тебя по болотам скачет проблемка. На твоем месте я бы предположил, что я этого соглядатая таки не засылал, и начал искать его вдоль и поперек, потому как даже если это я его заслал, ни хера ты с этим все равно не сделаешь.

Звучало справедливо, пришлось признать Хуку, хоть и про себя. Если видео у Айвори, то теперь оно заперто в его кабинете в знаменитом суперсейфе, куда Хук без спеца не влезет. Если видео у Айвори нет, значит, оно у кого-то из Ридженсова прихода, и лучше б ему поскорее разгрести сие дерьмо, пока съемка таки не попала в руки Айвори.

– Тот пацан, который тебя заснял, – произнес Джи-хоп. – Если не от Айвори, то местный, так?

– Верно, – согласился Хук.

Еще одно справедливое наблюдение от Рокэ.

– Есть среди местных пацан, кому охота от тебя избавиться? Знающий байу?

– Епт, полковник, их с пару дюжин. Но я знаю, кто в этом хит-параде на первом месте.

«Пшик Моро, – подумал Хук, и тут же ощутил, что попал в точку. – Крысеныш ненавидит меня за будущие отношения с матушкой. Если снимал он, то когда видео проиграют перед присяжными или еще что похуже – вопрос времени».

«А вот перед нами, ваша честь, момент, где констебль Хук потрошит контрабандиста ножом. Очень хорошо видно кишки».

«И судья такой: “Выруби эту дрянь. Я только буррито съел”».

Джи-хоп, между тем, ждал его мнение.

– Ну, – подал голос «ниндзя», – есть ли мысли по поводу?

Хук не торопился.

– Скажу тебе одну вещь, Джи-хоп, – наконец сказал он, – ни с каким судьей я ни черта не намерен говорить о буррито.

Что чертовски сбило Россано Рокэ с толку.

«Что мне в нем и нравится», – подумал Хук и, не говоря ни слова, сбросил звонок.

«Пшик Моро», – подумал Хук, и сердце забилось так, что чуть ребра не трещали.

«Пшик, мать его, Моро», – подумал Хук, и зрение померкло.

Пшик рассказал матушке, что стремный старикашка Ваксмен с другого берега предложил ему подработку на лето, типа как у Боди, и более того, что Ваксмен, оказывается, не такой уж стремный и на самом деле даже не такой уж старый. Элоди спросила мнение Боди, и оба пришли к выводу, что пускай пока сдает половину заработанного и к полуночи уже дома в постели, что Пшик пообещал, хотя знал, что ни черта подобного.

«Видишь ли, мама, я теперь на побегушках у дракона Верна, иначе он мне мою каджунскую задницу поджарит».

А такими известиями не поделиться аж никак.

«Ой, а еще должен сказать, что твой ухажер – хладнокровный убийца».

Еще один факт, с которым придется иметь дело.

Сперва дракон, потом продажный коп.

Но зная то, что он знал теперь, Пшик поклялся никогда больше не впускать Ридженса Хука в дом.

Ваксмен прислал сообщение в ватсапп – захватить экстрамясную пиццу, так что Пшик заскочил в «Жемчужину» за парочкой, а потом отправился в путь. На реке в этот вечерний час царило спокойствие, и Пшикова лодка с мотором наводила больше всего шороху – за исключением гулких басов плавучей дискотеки где-то ниже по течению.

Пшику нравился вечер, когда луизианское солнце, слово меласса, обволакивало шею и руки. Нравилась вода, как она так быстро меняла цвет: в одну секунду была зеленая с прожилками меди, в следующую – стальная с серебристыми завитушками ряби, и наконец – небесно-голубая. Как будто ты в собственной лодке и меж берегов святилища, где нет ничего, кроме реки. Эдакий тайм-аут от всего мира на несколько минут. Пшик проводил здесь бо́льшую часть каникул, когда не проворачивал мелкие делишки и не отрабатывал смены. Присматривал за сетями, выуживал из нор старых сомов. И думал, может, наступит время, когда он и сам постареет, то построит тебе лачугу в болотной глуши, куда никогда не суют нос туристы, и будет там себе безвылазно жить. Если, конечно, однажды не влюбится – что ведь вероятно. Чарльз-младший влюблялся раз в две недели, надолго не хватало. Пшик же считал себя слишком нищим, чтобы такие девчонки однажды серьезно расценили его годным хоть на что-то.

Еще подводом для размышлений был Пшиков отец. Матушка не могла о нем даже заговорить. Пару раз искренне старалась пообщаться на тему, но стоило Элоди открыть рот, чтобы сказать его имя, ее горло сжималось, а слезы катились так, словно им не будет конца. Дошло до того, что Пшик не мог даже поднять вопрос – если он пытался сосредоточиться на любых воспоминаниях о папаше, внутри екало так, что хоть выблёвывай. Может, нутро помнило то, что снаружи он позабыл.

Сегодня на бесцельные размышления не было времени. Надо было доставить нелюдям пиццу.

И бенье.

Ваксмен запросил пакет пряных бенье.

«Забыл гребаные бенье».

«Охренеть первое впечатление произведешь, кретин».

Возвращаться было поздно. Ваксмен ждал его к наступлению сумерек, то есть вот уже. Сдаст пиццу и тогда можно метнуться обратно.

Пшик привязывал пирогу у дома Ваксмена раз, наверное, сто, но сегодня все обстояло иначе. Сегодня его до краев переполнял мандраж. Запах пиццы вдруг вызвал тошноту, и Пшик подумал, что, вероятно, впервые проблюется на воде.