втягивая ноздрями воду, насыщенную головокружительно сладким запахом вражеской крови, он зашептал ему в ухо:

– Йен, старина, мне очень жаль. Я не желал тебе подобной участи.

Его горячий шепот прорвался сквозь крик, вполз в бурлящий, ополоумевший от невыносимой боли мозг Миллера, прохладой змеиного брюха пригасил жар обнаженных нервов.

– Я твой друг, Йен, – говорил Нэрн, унося его к яме. – Я позабочусь о тебе, как забочусь обо всех наших искалеченных братьях.

«Фунтов сто тридцать, – думал он, оценивая тяжесть в руках, – и почти без жира».

Глава 17. Йен

1902 год.

Уже три года Йен лежал в центре ямы. Он часто видел Нэрна, и каждый раз его бывший капитан являлся не с пустыми руками. Постепенно забылась драка, холод ножа и пылающая боль в боку. Размылась и причина их стычки, растворилась в галлонах пролитой крови – своей и чужой. За давностью лет, за всем пережитым, она казалась мелкой и незначительной.

Труп лежал ничком. Йен подсунул под него обрубок культи и перевернул на спину. Открылось сведенное судорогой лицо с обожженной кожей, в распахнутом рту тускло блеснули мелкие загнутые клыки.

– Охотник?.. – удивился один из калек.

– Ребенок?.. – спросил другой.

Третий молча облизнулся.

– Шон Броди… – потрясенно прошептал Йен. – Сын моего лучшего друга.

– Мы разделяем твое горе, – проникновенно сказал первый.

– Я могу прочесть отходную молитву, – предложил второй.

– Я возьму эту ногу. – Третий потянулся кончиком языка к торчащей из штанины лодыжке. – Похож на вяленую треску у Аннабели. Эх, жалко, эля нет! – Он расхохотался, но сразу закашлялся и умолк, придавленный культей.

– Мы не будем его есть, – веско сказал Миллер.

– Ты не слишком много на себя берешь, Йен? – просипел придавленный третий.

– Нет, приятель.

Йен отпустил своего голодного собрата по несчастью.

– Мы не будем его есть, – повторил он, – мальчик еще жив.

Глава 18. МакАртур

1902 год.

Лорна лежала на белом песке, раскинув в стороны руки, и придонное течение шевелило ее седые космы. Голая, сморщенная старуха с грудью, похожей на два серых лоскутка, и впавшим животом. Пройдет совсем немного времени, и тело напитается силой, кожа станет гладкой и упругой. Изменения уже начались. Впалый беззубый рот растянулся почти до ушей в дьявольской улыбке. Губы истончились. Между пальцами рук появились тонкие перепонки.

Наступило утро. Хозяин вытащил из грота одного из матросов и унес в свою пещеру. Бедняге не повезло оказаться выносливым, и его крики долго терзали уши. Насытившись, Хозяин лег спать. Остальные охотники тоже расползлись по своим норам.

Мой внук, маленький мальчик, у которого впереди была вся жизнь, стал кормом для чудовищ. Лорна, парализованный полутруп, могла отправиться к праотцам со дня на день, но теперь будет жить вечность. Вечность охотника: от укуса в шею до падения в яму в виде живого обрубка. Где справедливость? Не было ее на суше, нет ее и тут, на морском дне.

Пальцами ног я ощутил движение воды. Шевельнулась рука Лорны, и старуха зажмурилась. Я понимающе хмыкнул. Я тоже, когда очнулся, ощутил, как давит на глазные яблоки вода, и долго боялся открыть глаза.

– Просыпайся, спящая красавица, – сказал я ей. – Целовать тебя не буду, извини. Ты вон какая зубастая.

Она повернула ко мне голову, и тонкие губы растянулись в улыбке.

– Зятек, скажи, что это не белая горячка, – попросила она.

Теща пальцами ощупала мелкие клыки, усыпавшие ее пасть, завороженно осмотрела со всех сторон свою растопыренную пятерню.

– Бог ты мой, – всхлипнула она, – я чувствую ноги. Дон, я чувствую ноги! У меня ступни чешутся.

– Перепонки отрастают медленно, потому и чешутся. Вставай, Лорна, вставай, хватит валяться, почти неделю лежишь как мертвая. Думал, не оживешь уже. Вставай, Лорна, вставай, хватит валяться.

Она недоверчиво ощупала ноги, согнула одну, вторую.

– Неделю? Никак Троица[10] уже? – Она рассмеялась и резко оттолкнулась от дна. – Ради этого стоило послать весь мир к чертям!

Быстро работая вновь обретенными ногами, она рванулась вверх, к поверхности, к губительному для нас солнцу. Я едва успел поплыть следом, как в Лорну врезалось белое смазанное пятно. Нэрн в мгновение ока преодолел пару сотен ярдов и схватил ее за плечи.

– Лорна, вздорная старуха, сгореть решила? – Они медленно опускались, обнявшись, как в танце. Лорна смеялась, откинув голову, как совсем юная девчонка, и я снова подумал: «Как из лона этой оторвы могла появиться такая холодная и сухая пуританка, как моя Грейс?»

– Старина Нэрн, не ворчи, – ответила ему Лорна. – Какой ты стал красивый. – Она без смущения провела рукой по его щеке. – Я тоже такой буду?

– Будешь, будешь, – буркнул Нэрн. – Следи за ней, Дон, пока не освоится. От этой чокнутой ирландки никому спасу не было. Господь из милости ко всем нам лишил ее ног.

– Господь лишил – Хозяин вернул, – ответила Лорна.

– Как вернул, так и заберет, если не будешь делать, что сказано. – Нэрн кивнул в сторону ямы. – Покажи ей, Дон, чтобы понимала. Я спать пойду.

Он стремительно исчез в темноте, и я опять удивился, насколько быстрым и сильным стал Нэрн. Я взял Лорну за руку и потащил к яме. У края мы остановились.

– Господи, боже мой! – пробормотала в ужасе Лорна.

– Это наш ад. И это то, что ждет тебя за непослушание. Грех тут всего один: вызвать недовольство Хозяина. Тогда он отъедает руку или ногу. Когда охотник больше не может плавать самостоятельно, его беспомощным обрубком бросают сюда. Ты, с твоей натурой, окажешься здесь очень скоро. Поплыли!

– Куда?

– Может, тело Шона еще не успели съесть. Хоть похороним мальчика по-человечески.

Мы кружили над каменной чашей, заполненной калеками почти доверху, под редкие выкрики тех, кто еще сохранил разум. Таких было немного. Со временем каждый узник ямы понимает тщетность своих надежд и переворачивается лицом вниз. Вскоре сознание милосердно покинет его, и он будет лежать, живой, но безразличный ко всему. Тела своего внука я не видел, не видел и какого-то движения. От наваленных друг на друга тел рябило в глазах. Я повел носом, пытаясь уловить запах паленой плоти, но вода над ямой была так густо насыщена миазмами тысяч человеческих тел, что я закашлялся и судорожно заработал ногами. Мы выплыли из этого ядовитого облака, и я, отдышавшись, покачал головой:

– Все бесполезно. Его, наверное, уже разорвали в клочья.

Мы обнялись, охваченные горем.

– Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты стала охотником?

– Я ни о чем не жалею, Дон. Я отомщу за моего мальчика, а потом хоть в яму. Мангерстцы заплатят за его муки стократно.

Месть… Семь волков и их страшный предводитель рыскают вокруг стада перепуганных овец на пустынном северном острове. Жалость тронула мое сердце. Жалость, которой не было в голосе Лорны. Бедная Мангерста.

Глава 19. Аннабель

1902 год, конец мая.

Рой стоял перед земляками, сжав кулаки. Он заглядывал в их лица, но суровые мужчины с ружьями в руках отводили глаза.

– Как вы могли?! – закричал он. – Посмотрите на