— Что за чушь? У девчонки были проблемы с головой? Она пишет, что это был я, но я ее даже не видел никогда. Черт знает что! Ее что, глючило?! Или в чем дело-то?

— Именно, Тони. Она была совершенно ненормальной. На медицинском языке это называется «параноидальная мания преследования». Она думала, что любой встречный мужчина только и думает, как бы переспать с ней. Все это играет на руку Хуану. Опираясь на данный диагноз, нетрудно будет опровергнуть версию, по которой Дельфоро так безумно любил Лидию, что в конце концов убил ее в приступе ревности. А если мы опровергнем эту версию, исчезнет и сам мотив преступления. Проблема в том, Тони, что ты уже являешься свидетелем защиты, одним из моих свидетелей, но при этом вовсе не исключено, что ты же станешь и свидетелем обвинения. Видишь ли, мать Лидии заявила полиции, что у вас с ней был роман примерно в то время, когда в дневнике появилась эта запись, ваша связь длилась несколько месяцев и ты часто бывал в ее доме. Она не знает, чем ты там занимался, потому что часто бывала пьяна в стельку и спала как убитая.

— Это точно, обычно я волок ее домой, когда она вообще уже переставала что-либо соображать от количества выпитого. Но я никогда не спал с ней пьяной. Я быстро устал от этой интрижки, и мы расстались, причем никто из нас особенно не переживал. Думаю, все длилось пару месяцев или вроде того, точно не помню.

— Тони, почитай еще листок, уже этого года, запись сделана за несколько месяцев до того, как ее убили, — она последняя в дневнике.

Я впился глазами в строчки.

8 мая 2000 года

Наверное, я совершила неимоверную глупость, сказав профессору, кто на самом деле мой избранник. Сначала он удивился, а потом рассвирепел, страшно разозлился на меня. Он называл меня сумасшедшей фантазеркой. Я думаю, что дело тут в ревности, потому что Хуан все еще любит меня, это заметно. Еще я сказала, что очень боюсь, что жизнь моя в опасности, что за мной на улице следуют странные личности и наблюдают. Он начал выдвигать предположения. Потом стал говорить, что сможет защитить меня, что у него есть пистолет и он умеет им пользоваться. Хуан даже попытался оставить мне свой пистолет, но я наотрез отказалась. Он все твердил, что его друг Антонио Карпинтеро, о котором он так много рассказывал, может помочь мне. Мерзавец, видите ли, был полицейским, и Хуан ему доверяет. Если я хочу, он защитит меня, чтобы я больше не тряслась от ужаса. Я сказала, что мне не нравится этот подлец. Но он настаивал, что Тони может заняться мной, стать моим телохранителем. Я сказала, что ни за что, что не хочу его видеть, лучше умру, чем этот господин появится рядом со мной. Но он все настаивал.

Я очень переживаю, что раскрыла Хуану секрет, который обещала хранить. Какая я глупая! Но зато вся эта история послужила тому, что я узнала настоящее лицо своего бывшего преподавателя и еще сильнее испугалась. Я боюсь, как бы он не начал объясняться мне в любви, так как подозреваю, что он хочет жениться на мне и уже готов оставить Лолу. Я откажусь, понятное дело. Думаю, он способен на все, что угодно, даже убить меня.

— Ну как? Теперь ты видел, какая тут история закрутилась, Тони?

— Да, это очень плохо. Она его впрямую обвиняет.

— Ах да, и вот еще что. Лола что-то несла про те пленки, которые наговорил Хуан. Она клялась, что послала их тебе две недели назад, как только его арестовали. Ты точно не потерял почтовое извещение, Тони?

— Ничего я не терял, Матос. Мне никто ничего не посылает, кроме моего банка и дешевых рекламных агентств. Я не получал никаких записей.

— Тони, я ничего не собираюсь от тебя скрывать. Откровенно говоря, я думаю, что мы вполне можем выиграть это дело, но есть несколько слабых звеньев. У стороны обвинения имеется свидетель. Это соседка Лидии, некая Ана Гарсес, она заявила, что видела, как Хуан входил в их дом с бутылкой шампанского в руках в восемь тридцать вечера того самого дня, когда было совершено преступление. Ну, ты наверняка в курсе, так ведь?

— Я читал интервью с Луэнго в газете.

— Тони, самое серьезное, что есть против Хуана, — это как раз свидетельство соседки Лидии. У меня имеется копия ее допроса в полиции, и она держит себя очень уверенно, у нее словно бы нет и тени сомнений в том, что она сообщает. В общем… все это не так просто, как кажется, однако у нас есть козырная карта. Ты не поверишь — но это дневник убитой девочки. Чрезвычайно полезный документ. Если верить ее словам, абсолютно все мужчины в нее влюблены и желают затащить в постель… Она дошла до того, что решила, что наследный принц влюблен в нее, вообразила, будто они встречаются. Надо же додуматься до такого!

— Принц? Какой еще принц?

— Ну ты даешь, Тони! Какой может быть принц? Единственный, который есть у нас — его высочество дон Фелипе, принц Астурийский, сын короля. Жаль, что я не принес тебе полной копии дневника. Она уже возомнила себя будущей королевой Испании.

Роман Гадес выглядел молодо и абсолютно не был похож на полицейского. Я удивился, когда, войдя в мой рабочий кабинет, он начал с интересом разглядывать заставленные книгами полки. Я поднялся из кресла, отложив в сторону свое чтение.

— Желаете присесть, инспектор? — Я показал на соседнее кресло.

— Нет, спасибо, я лучше постою.

Плохое начало. Оставаясь на ногах, он владел ситуацией, мог перемещаться по комнате по своему желанию, рассматривать книги, трогать мои бумаги. Полицейский достал из кармана небольшой блокнотик и дешевую ручку. Я ждал, пока он сделает первый шаг.

Он позвонил мне по телефону за день до нашей встречи и попросил уделить ему некоторое время, чтобы поговорить о Лидии Риполь. Он назвал себя: инспектор Гадес.

Мария, наша прислуга, заглянула в дверь следом за вошедшим и спросила:

— Вам что-нибудь принести?

Я изобразил на лице вопрос:

— Кофе или чего-нибудь покрепче, инспектор?

— Нет, спасибо, — ответил он.

— И мне ничего, Мария. — Я снова обратился к своему собеседнику, меня начинало бесить то, как он бесцеремонно разглядывает содержимое шкафов: — Я слушаю вас, инспектор.

— Как я уже объяснил в телефонном разговоре, я опрашиваю всех, кто был знаком или имел дело с доньей Лидией Риполь. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. И готов обещать, что не отвлеку вас надолго. Вы ведь хорошо ее знали, не так ли?

— В сущности, все зависит от того, что подразумевать под словом «знать». Она была моей студенткой на факультете журналистики в девяносто четвертом — девяносто пятом годах.

— Вы часто навещали ее после этого?

— Часто навещал? Не уверен, что это подходящее выражение, чтобы определить наши с Лидией взаимоотношения.

— А как бы вы сами их определили, сеньор Дельфоро?

— Послушайте, иногда между учеником и учителем возникают некие отношения, не совсем укладывающиеся в общепринятые схемы. Лидия выросла без отца, и я стал для нее чем-то вроде наставника, старшего товарища, если можно так сказать. Она иногда звонила мне, чтобы попросить совета.