Гадес нежно поцеловал супругу в губы.

— Отлично! А я займусь салатом.

— Откроем бутылочку вина?

— Да, это будет неплохо. Слушай, а ты хоть раз пробовала Moët & Chandon? Я имею в виду шампанское, французское шампанское.

— Нет, оно, наверное, очень дорогое. Да ты же знаешь, я вообще не люблю шампанское, предпочитаю вино.

Гадес прошел в спальню, разделся, сунул кобуру с табельным оружием — инспектор носил Star РК — в ящик прикроватной тумбочки и накинул халат. Потом он вернулся в кухню. Его жена ловко освобождала от чешуи двух мерланов среднего размера.

Гадес подошел к раковине, помыл помидоры и листья салата, потом вытер и порезал. Сверху набросал колечки сладкого лука.

Жена спросила:

— Как дела на работе?

Роман казался задумчивым, и вид у него был слегка отсутствующий. Он помедлил с ответом:

— Нормально, ничего нового.

— Ладно, иди в душ, я закончу с салатом. Пока рыба готовится, открою бутылочку. Хорошо?

Он подошел сзади и обнял ее. Она прижалась к нему и повернула лицо так, чтобы он мог поцеловать ее.

— Я был сегодня у Дельфоро. У него там, наверное… не знаю… десять или двенадцать тысяч книг. Это невероятно, и квартира шикарная… с видом на парк «Ретиро», представь себе.

— Да? А сам он какой?

— Я таких на дух не переношу. Один из этих снобов, шибко умный, но…

Жена насторожилась.

— Не знаю… Есть тут что-то…

— Что? — Она обернулась.

— Луэнго считает, что это преднамеренное убийство. Да, оно совершено в состоянии аффекта, но все равно преднамеренно. А это никак не вяжется с Дельфоро. Не знаю, ерунда какая-то получается. Да к тому же застрелил из своего оружия, из Макарова.

— Что такое макаров?

— Русский пистолет… Хотя у него мог случиться внезапный приступ, — продолжал Гадес, — он мог просто слететь с катушек. Мы, люди, — странные создания, и временами мы совершаем непредсказуемые поступки. — Он помотал головой. — Ты знаешь, что военная разведка вела наблюдение за Дельфоро? Кажется, много лет назад он был активным левым. Они думают, что он как-то связан и с нынешними беспорядками в университетах. Он написал пару статей, в которых выразил солидарность со студентами.

Инспектор снова задумался.

— Ладно, иди в душ, а я пока открою вино, — сказала жена.

Благодаря Матосу я смог беспрепятственно пройти на территорию тюрьмы. Молодой надзиратель, похожий на крестьянина, проводил меня по длинному зеленому коридору. По обе стороны располагались камеры. Двери были покрашены краской того же цвета и пронумерованы. Парень довел меня до одиночки Дельфоро под номером В-422, располагавшейся в отделении усиленной охраны, куда помещали также недисциплинированных заключенных, отделение это обитатели тюрьмы Сото-дель-Реаль[12]называли «VIP-зона».

Надзирателя звали Фаустино Суарес. Он отодвинул засов и предупредил:

— У вас есть полчаса до того, как заступит следующая смена.

Хуан Дельфоро спокойно делал зарядку. Он отжимался от пола, правда, выполнял это упражнение как-то по-своему. Я скользнул взглядом по камере. Тут была койка, прибитая к полу железными скобами, унитаз, приделанная к стене полка, служившая шкафом для личных вещей заключенного, стул, приваренный к столу. На столе стояла печатная машинка и лежала стопка бумаги. Рядом помещался стеллаж, на нем лежали книги вперемешку с коробками печенья, пакетами молока и консервными банками, продававшимися в тюремном ларьке. Маленький радиоприемник, примостившийся среди книг, считался роскошью в любой тюрьме. Этим набором вещей теперь ограничивался мир Дельфоро.

Окон в камере не было.

В нашу последнюю встречу я запомнил Дельфоро сидящим за стойкой бара «Мануэла» и болтающим с Хесусом, хозяином заведения. Я заглянул туда ненадолго, чтобы убить время в ожидании Драпера, который должен был привести в офис Лысую Карминью и других владельцев притонов, облапошенных тем самым Сифуэнтесом при помощи поддельных кредиток. Я сказал Гадесу, что это произошло в пять или пять с небольшим вечера, но скорее всего я заявился туда немного раньше. Я ведь сначала пообедал в местном ресторане под названием «Нина». Скорее всего я вышел оттуда где-то в четыре тридцать, закурив по дороге крепкую дешевую сигарету, сделанную в Ла-Корунье. Потом пересек площадь Второго мая и направился к Сан-Висенте-Феррер, чтобы по ней попасть на Фуэнкарраль. Но я дошел слишком быстро. Драпер ушел обедать с Карминьей и ее приятелями, а эта публика имеет обыкновение подолгу засиживаться за столом. Мне не хотелось ждать их в офисе, так что я отправился в «Мануэлу», чтобы выпить еще чашку кофе, и, к радости своей, обнаружил там Хуана Дельфоро.

Дельфоро наконец завершил свои физические упражнения и поднялся на ноги. На нем была черная футболка и свободные штаны, а на ногах — белые спортивные туфли. Он был худым и смуглым и, как ни странно, в лучшей физической форме, чем в нашу последнюю встречу.

— Сеньор Дельфоро, — обратился к нему Фаустино, — этот кабальеро пришел к вам от дона Кристино Матоса, вашего адвоката. Он может пробыть здесь полчаса, но в таком случае вы не успеете спуститься в столовую, так как по распорядку сейчас время приема пищи. Вы согласны?

— Не важно, я все равно худею. Пусть он останется. Это мой друг.

Фаустино прикрыл за собой дверь, а Хуан Дельфоро распахнул руки и с силой сжал меня в объятиях.

— Спасибо, что пришел, Тони, это поистине дружеский жест с твоей стороны, и он много значит для меня. Присаживайся. — Он показал мне на койку.

— Нет, спасибо, мне и так хорошо. — Я достал пачку и предложил ему сигарету. — Хочешь закурить?

— Нет, спасибо, Тони, я бросил.

Пока я прикуривал, мы смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Из-за двери доносились характерные для тюрьмы металлические звуки и приглушенный гул людских голосов. В таких заведениях никогда не царит полная тишина. Больше всего это похоже на огромный резонатор.

— Слушай, мне тут Лола звонила. Она говорит, что ты так и не получил пленки. Что же произошло? Я велел ей послать их тебе в небольшом пакете недели две назад, в тот самый день, когда меня арестовали, двенадцатого сентября в десять тридцать утра. Как могло случиться, что они до тебя не дошли?

— Да, у меня их и в самом деле нет. Они скорее всего у Асебеса. Он иногда забирает почту, но я его еще не видел. Я его разыскиваю. Но почему тебя так волнует судьба этих записей, они что — такие важные?