это значит… Да то и значит — она влюбилась в него по уши.

— Голодный?.. Ну… даже не знаю, вроде завтракал, — неуверенно произнес он. — Кофе у вас лучше, чем у меня получился.

— Это он у кофемашины получился, — тихонько рассмеялась Сима.

Она втайне рассматривала художника, и он и впрямь казался ей принцем, каким-то узником благородных кровей — красивый, бледный, загадочный. Он заперт в этом лофте, как в башне, и его морят голодом. И задача ее, Симы, — спасти его.

Они одновременно отставили свои чашки, посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Все, мне легче, — объявил Алекс. — Спасли вы меня компрессами да кофеем. Давайте работать.

— Давайте, — обрадовалась Сима, и больше всего тому, что он сказал, что она спасла его.

Она снова села на диванчик, он вновь поправил на ней палантин, и опять она обмерла от прикосновения его пальцев, удивляясь силе того ощущения, которое накрыло ее. «Да что же это, — думала она, удивляясь и сердясь на себя. — Ведь я взрослая тетка, что за ребячество?! Но ведь это… так хорошо».

Алекс снова встал к мольберту и некоторое время сосредоточенно замешивал краски на палитре, ударяя кистью по холсту.

По примерным подсчетам Симы, времени прошло вполовину меньше того, что она отсидела в студии. Ну, может быть, часа полтора — если считать их странный перерыв. Но Алекс вдруг отложил кисти и отошел на несколько шагов от мольберта, не глядя на холст.

— Нет. Сегодня ничего не получается, — объявил он решительно.

Сима была огорчена.

— Из-за меня? — тихо спросила она.

— Да при чем же здесь вы-то, — удивленно заметил он. — Вы безупречная натура — сидите, не шелохнувшись… Нет, дело совсем не в вас. И кстати, вы правы, я проголодался.

Сима растерянно встала с диванчика.

— Хочу извиниться и… предлагаю вам прийти еще — если вы, конечно, согласны, — сказал живописец. — И пойдемте куда-нибудь перекусим. Сейчас, только вымою кисти. У меня давно вошло в привычку мыть их немедленно. Простите, я скоро.

И он скрылся где-то за драпировками.

Конечно, Сима снова не могла сдержать любопытства и подошла к мольберту. У нее буквально захватило дух. На холсте был потрясающе выписан ее палантин — его шелково-текучие складки, переливы цвета — все словно сошло с полотна эпохи Возрождения. Но самой Симы на работе снова не было. Фигура ее обозначена была весьма условно, как призрак.

— Как все это странно, — прошептала она, задумавшись.

На улице Алекс был куда более оживлен — исчезла его скованность и потерянность, он больше не бледнел.

— Тут буквально через улицу прекрасный ресторанчик «Сфера», я там частенько перекусываю, — сказал он. — Даже не надо ехать никуда, идти минут пять. Ну, семь. Прогуляемся?

— Да, — улыбнулась она.

— Суп том ям и пасту карбонара, — заказал он — видимо, уже не в первый раз. — А вам?

«Ой», — трепыхнулось у нее в голове. Не так уж часто она разгуливала по ресторанам — привыкла готовить сама да и считала это расточительством.

— Да давайте то же самое, что и вы, — сказала она.

— Том ям острый, — предупредил Алекс. — Любите острое?

Она не любила острое, но мужественно кивнула.

Пока они ждали свой обед, Сима рискнула задать вопрос, который она хотела задать Ане, но не успела:

— А почему студия, где я позировала, называется так странно — «Четвертое место»? Словно какие-то бега, куда она пришла под этим номером…

Он пожал плечами и улыбнулся:

— Это своеобразная, не лишенная иронии или просто попытки выделиться отсылка к устоявшемуся выражению «Третье место».

«Ничего не поняла», — подумала Сима, но ей было очень неудобно в этом признаться. Хотя Полина Андреевна и говорила ей, что «не знать и спросить — это стыд одной минуты, а не знать и не спросить — стыд всей жизни».

Но Алекс пришел ей на помощь, избавив ее от необходимости испытывать «стыд всей жизни». Он прекрасно понял и сам, что его натурщице могут быть невдомек такие вещи.

— Считается, что «первое место» это дом, «второе место» — работа, а «третье» — некое креативное пространство, которое позволит творческой молодежи себя реализовать. Показать остальному миру свое видение этого мира. Доказать… — Он пощупал воздух руками, точно хотел вынуть из него определение. — Доказать, что личность является не простым потребителем, а создателем… некоего уникального продукта.

«Как сложно», — подумала Сима.

— А фотография может считаться уникальным продуктом? — робко спросила Сима.

— Ну, конечно, — кивнул Алекс. — Но не всякая фотография. Снимок, сделанный смартфоном — то есть просто констатация: «Дерево», «Дом», «Человек», — не подойдет. А вот если зритель посмотрит на фото дерева, дома или человека и, независимо от сфотографированного объекта, испытает сильную эмоцию — отчаяние, например… Или, наоборот, гнев… Или расхохочется… Ну, тогда да, эффект достигнут. И продукт этот уникален.

— Кажется, поняла, — неуверенно кивнула Сима.

Им наконец принесли еду. Сима, проглотив несколько ложек супа, внезапно поперхнулась. Глаза ее наполнились слезами, и она вскочила с места, растерянно раскрывая рот, как рыбка, выброшенная из воды… воды!

— Воды! — почему-то осипшим голосом пискнула она. — Можно?!

Оценивший ситуацию официант молниеносно метнулся к холодильнику и принес Симе стакан.

— Это молоко, оно лучше, — уверил он. — Пейте!

Сима, во рту которой все горело, поспешно схватила стакан и осушила его махом.

— Можно на всякий случай еще молока? — попросил Алекс официанта. — И воды.

Только теперь Сима осознала, как же она погорячилась с признанием, что любит острое.

— Как… глупо… — прошептала она. — Глупо, да?

— Да бросьте вы, ничего не глупо, — возразил Алекс. — Это все от неожиданности. Вы ж не знали, что суп настолько острым будет.

— У меня чуть сердце не выскочило, правда! — жалобно сказала Сима и вдруг прыснула. — Ужас какой-то!

Она так засмеялась, что у нее на глазах снова выступили слезы.

— Съешьте скорее рис, — озабоченно сказал «Принц датский». — Он перебьет остроту… Может быть, еще воды? Или молока?

— Я справлюсь, — помотала головой Сима, дыша так, словно держала на языке горячую картофелину.

Рис действительно погасил пожар у нее во рту. «Вот это да», — подумала она, а вслух сказала:

— Я совсем не ожидала от супа с креветками такого подвоха… Но рис все уравновесил, спасибо! А можно вы дорасскажете мне про эти… места?

— Да, конечно. В этих концептуальных артпространствах, так называемых «третьих местах», — продолжал Алекс, — можно обучиться чему-то, обменяться навыками или проводить различные творческие эксперименты… ну, хоть, например, спектакль поставить, почему нет. Ну, и так далее.

— Это так интересно! — вырвалось у Симы.

— Ну… молодежи — да, — пожал плечами Алекс. — Но только такой, которая как прослойка так и названа социологами-урбанистами — «креативный класс».