Подробное и более точное донесение из 91 отб будет прислано позднее.

Секретарь партийной комиссии 20 тбр воентехник 1 ранга

Алексеев.

2.30 18 декабря 1939 года.

Дополнительно по приказанию комбрига выделено в распоряжение 10 мех-корпуса 5 машин Т-28 с экипажами, больше боеспособных на это время не оказалось».

Среди попавших в плен 17 декабря советских танкистов был младший командир Ларионов Сергей Иванович, механик-водитель 91-го танкового батальона 20-й бригады. Его родителям было сообщено, что он пропал без вести. Дальнейшая его судьба сложилась тяжело. После обмена военнопленными в апреле 1940 года Сергей Ларионов проходил проверку в Ивановской области, з затем был отправлен с другими бывшими военнопленными в Норильск. Только в феврале 1941 года ему был объявлен официальный приговор: «Осужден Особым Совещанием при НКВД СССР от 18 сентября 1940 года за сдачу в плен белофиннам и приговаривается к заключению в И.Т.Л. НКВД сроком на 5 лет». Пятнадцать лет спустя, в 1956 году, Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела дело Ларионова СИ. и отменила постановление Особого совещания при НКВД СССР от 18 сентября 1940 года. Ларионов был полностью оправдан и сумел вернуться в Ленинград в 1962 году.

Командир минометной роты 15-го пехотного полка, лейтенант Пааво Кайринен, описал случай с пленением одного из командиров 91-го танкового батальона, который положил начало одной из легенд финской войны:

«…Мой ординарец капрал Рейно Сюрьянен был храбрый, инициативный солдат. Во время битвы за Сумму 17–19 декабря 1939 года я послал его в деревню Сумма установить связь с капитаном Франсом-Юлиусом Янссоном, так как телефонная связь была оборвана. Сюрьянен сумел добраться до командного бункера Янссона, но уйти оттуда было сложнее. Дверь бункера держал под прицелом русский танк. Проведя ночь в бункере Янссона, Сюрьянен сумел выскользнуть из него под утро и отправился в обратный путь. В лесу он наткнулся на еще один вражеский танк. Он стоял на месте, ствол орудия был разорван. Сюрьянен озадачился, почему это чудище осталось стоять на месте в нашем тылу. Поскольку из танка не было слышно ни звука, Сюрьянен решил постучать по люку танка камнем. На всякий случай он держал наготове пистолет с патроном в стволе. Когда он постучал по броне танка, открылся верхний башенный люк и из него показались поднятые вверх руки — знак сдачи в плен. Посколько Сюрьянен не говорил по-русски, он знаками приказал танкисту спуститься вниз. Он подчинился и снова поднял руки. Сюрьянен знаками приказал пленному идти в указанном направлении.

Перед моим блиндажом часовой остановил Сюрьянена и плетущегося за ним пожилого пленного, приказав им ждать снаружи. После этого он пригласил Сюрьянена и пленного в мой блиндаж. Я поприветствовал русского на его родном языке. Он выглядел испуганным и усталым. Когда я пригласил его присесть на русском и снять полушубок, мне показалось, что он успокоился. Я предложил ему зажженную сигарету, которой предварительно затянулся сам. Казалось, что русский удивлен хорошим вкусом и ароматом сигарет Tyomies.

Я достал из своей планшетки карту Финляндии и малый словарь русского языка и начал допрос: «К какому корпусу или дивизии относится Ваша часть?» Когда я получил ответ на эти вопросы, я выяснил, почему танк стоял в таком странном месте. Пленный рассказал, что шел вперед, пока в танке не кончилось топливо. После этого экипаж покинул своего командира и вернулся к своим.

Я более подробно допросил вражеского офицера. Он рассказал, что наступление захлебнулось из-за сильного артиллерийского огня, и он приказал всем повернуть назад. Он признал, что боится вернуться к своим и поэтому остался в своей боевой машине, чтобы какой-нибудь финн убил бы его. Я прервал допрос и приказал Сюрьянену вернуться к танку и забрать из него все возможные приказы, карты, деньги и прочие документы.

К моему блиндажу приехал ездовой роты, развозивший еду, и позвал нас с ординарцем забрать еду из его саней. Я поел и дал еду пленному из своего котелка. Он доел все и поблагодарил меня поклоном. Я продолжил разговор с пленным при помощи словаря. Как сильно я забыл русский язык, который учил в Кадетском училище! Пленный предложил мне табака для трубки, но я вежливо отказался, лишь только почувствовав его запах.

Пленный, как я уже сказал, признался мне, что боялся вернуться к своим без танка. По законам Советского Союза это было серьезным преступлением. На мой вопрос «Что бы с Вами случилось, если бы Вы сумели вернуться к своим без танка?» он провел ладонью по горлу.

В этот момент капитан вытащил из карманов и планшетки рубли и предложил их мне. Когда мой ординарец тоже стал вытаскивать из карманов рубли, пленный объяснил. У него в танке была такая большая сумма денег, поскольку в его батальоне как раз был день получки. Он получил приказ принять участие в наступлении и не успел никому выдать зарплату. Что за система?

Сюрьянен сбегал к танку по моему приказанию и притащил целый рюкзак, набитый рублями в купюрах разных достоинств. Я взял себе на память по купюре каждого вида и приказал Сюрьянену сходить к нашим тыловикам, взять у них сани и отвезти пленного в штаб полка. Когда Сюрьянен и пленный отправились в путь, я позвонил адьютанту полка фенрику Вялимаа и сообщил, что отправил в штаб пленного с большой суммой денег в рублях.

На титульном листе русско-финского разговорника, который я взял из планшетки пленного, я написал:

«Взял на память у пленного командира тяжелого танкового батальона капитана Василевича в Сумма 19–20 декабря 1939 года».

По некоторым данным, Сюрьянен принес из танка также целый мешок с полевой почтой 91-го танкового батальона. Именно после этого случая танк Т- 28 получил в финской армии прозвище «почтовый фургон» (postivaunu) или «почтовый поезд» (postiju-па). Финны были хорошо знакомы с американскими вестернами, в которых почтовые фургоны перевозили почту и деньги, и по аналогии так же окрестили танки Т-28.

Сдавшийся в плен советский солдат

Сдавшийся в плен советский танкист не мог быть командиром танкового батальона — среди погибших и пропавших без вести танкистов 91-го танкового батальона комбата нет. Скорее всего советский танковый командир назвал Каиринену вымышленное имя, а сам был либо парторгом, либо комсоргом батальона. В его круг обязанностей могли входить и выдача зарплаты личному составу батальона, и доставка полевой почты. Не исключено, что речь идет о политруке батальона Дубровском, пропавшем без вести в бою 19 декабря 1939 года.

История о советском комбате-танкисте, который перешел на сторону финнов из-за боязни наказания за высокие потери в своем батальоне, обрела собственную жизнь. Эта история и по нынешний день кочует из одной книги в другую, и зачастую речь идет уже не о комбате, а комбриге.

К своим воспоминаниям педантичный Пааво Кайринен приложил карту с расположением советского Т-28, в котором был пленен советский танкист. Его данные подтверждаются актом о списании боевых машин 20-й танковой бригады — в указанном Кайриненом месте, в болотистой пойме реки Мая-йоки, застряли три Т-28 и продолжали стоять там до конца войны. У финнов не было в наличии тяжелой техники для вытаскивания Т-28, поэтому большая часть танков осталась стоять там, где их боевой путь оборвал финский снаряд, граната, мина или «коктейль Молотова». Финские трофейщики ограничивались демонтажем внутреннего оборудования танков, пулеметов и в исключительных случаях — пушечного вооружения.