Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война дала много разных впечатлений, и печальных, и хороших. Я встретила славного смуглого юношу, который на какое-то время сделал меня счастливой. Я сама удивилась, что могу чувствовать нечто подобное. Это было недолгое и свежее чувство, я постаралась взять от него все, что можно, не позволяя себе слишком привязываться к нему. Он очень милый мальчик, наивный, не понимающий многого из того, что знаем мы, но обладающий какой-то своей мудростью, которая меня очаровала; свежее, непосредственное, чистое и чистосердечное создание и при всем том настоящий мужчина. Но это в прошлом, потому что, кажется, он отправляется в школу авиаторов, и я больше его не увижу.
Хелен, дорогая, ты поймешь меня: знаешь ли, несколько дней я думала, что у меня будет ребенок. Я понимала, что мне будет очень тяжело (быть может, мой мальчик даже об этом не узнает). Я не могла бы дать ребенку фамилию Бориса, но все равно была абсурдно, безумно счастлива. Иметь свое маленькое, родное существо, за которым я бы ухаживала, воспитывала, сделала бы его человеком, это было чувство, которое я не могу описать. Какая радость просто иметь ребенка! Об отце я даже думать забыла. Это дитя любви могло бы быть хорошеньким, здоровым и талантливым существом.
Но, конечно, все это оказалось ерундой. Все эти дни я так плохо себя чувствовала и так много думала о тебе. Сидела в углу своей маленькой комнаты, улыбаясь, словно в каком-то блаженстве, – и была счастлива.
Какие прекрасные, должно быть, у тебя дети. Бабе уже исполнилось три. Большая девочка, дорогая девочка. Я никогда не забуду, что когда-то она любила меня больше, чем тебя.
Хотела бы рассказать тебе о многом, но совсем забыла английский. Теперь я не думаю о будущем, живу, как и все здесь – день за днем. Вряд ли мы когда-нибудь встретимся, вряд ли я смогу увидеть тебя после развода, о котором писал Б. В его отношении ко мне я не нахожу возможности взаимного счастья. Я знаю и верю, что он испытывает ко мне добрые чувства, но это не то, что мне нужно.
Я бы хотела увидеть его, когда он вернется, он должен предупредить меня заранее о своем приезде. Можно было бы устроить мой приезд в Петроград, но, поскольку я нахожусь в действующей армии, мне это сделать нелегко.
Шлю самые теплые приветы всем вам, ты милое, дорогое существо, и я счастлива за тебя. Целую тебя от всего сердца.
В продолжение войны Великобритания поставляла своим русским союзникам крупные партии вооружений, но потом Русскому правительственному комитету стало очевидно, что английские поставки сокращаются – большая часть того, что производилось, шло теперь на Западный фронт, во Францию. Осенью 1916 года русскому правительству было крайне необходимо получить груз селитры, требующейся для производства пороха. И когда в этой просьбе русским было отказано, в Кингзуэй-хаусе пришли в ужас. Однако Борис дал понять, что он знаком с влиятельным экономистом Мейнардом Кейнсом, работавшим тогда в Министерстве финансов.
Вечером Борис явился в дом Кейнса на Гауэр-стрит, но ему сказали, что хозяин еще в министерстве. Борис не ушел, а остался ждать на улице. Пробило девять часов, стало темно, потом десять, одиннадцать, Борис все ждал. Без десяти двенадцать из‑за угла появился кэб и остановился возле дома. Выскочив из кэба, Кейнс взбежал по ступенькам. Борис тотчас же бросился следом и, пока Кейнс поворачивал ключ в замке, бросился к нему с объятиями:
– Мейнард! Как я рад вас видеть! А я как раз проходил мимо и вдруг вижу – вы приехали домой.
Мейнард был рад встрече и пригласил Бориса зайти выпить по рюмочке.
Они сидели, беседуя, и наконец вышли на главную тему. Борис рассказал Кейнсу о проблеме, с которой столкнулась Россия: нет селитры для изготовления пороха. Это катастрофа! Кейнс задал несколько вопросов, Борис отвечал. Селитру следовало посылать морем, огибая Норвегию, через Северный Ледовитый океан, так как германский флот патрулировал Балтийское море и прямой путь был опасным. А селитра очень нужна. Борису удалось убедить Кейнса помочь, и, счастливый, он покинул дом на Гауэр-стрит.
Этот успех поднял репутацию Бориса в глазах комитета. Однако было решено, что ему следует лично проследить судьбу отправленного груза. Поэтому второй раз за ту зиму Борис отправился в Россию в сопровождении нескольких британских морских офицеров и с ящиком виски от Наталии Бенкендорф для ее брата Константина, адмирала.
Прибыв в порт Романов, Борис был поражен, обнаружив, что склады и часть территории порта завалены грудами ящиков, в которых ржавели мокрые от снега и дождя орудия и боеприпасы. Тут же среди множества стоящих на якоре судов находился и присланный стараниями Кейнса корабль, который не мог выгрузить селитру, поскольку порт был переполнен. Другое судно, пришедшее еще раньше, также с грузом селитры на борту, находилось в подобном положении.
Прихватив ящик виски, Борис в тревоге поспешил к графу Бенкендорфу, которого застал на адмиральском судне беззаботно выпивающим в компании морских офицеров. Ему объяснили, что боеприпасы очень трудно доставить к линии фронта: река и канал, по которым вооружение переправлялось на барже, замерзли, а идущая в южном направлении железная дорога, проложенная значительной частью по тундре, тяжелых составов не выдержит – если грунт не промерзнет как следует, что происходит лишь на короткое время, поезда провалятся в трясину. Таковы были причины, по которым огромное количество вооружения и боеприпасов застряло в порту. Комендант боялся сообщить об этом правительству и потому сидел сложа руки, в то время как русская армия тщетно ждала боеприпасов и вооружалась топорами.
Через лондонское Адмиралтейство Борис послал генералу Гермониусу, главе Русского правительственного комитета, телеграмму следующего содержания:
Три причала разгружаются в Романове также причал равный четверти причала, четвертый причал будет готов к концу февраля по русскому стилю. Пятый причал Дровяной к концу марта останется невостребованным так как не достигнута связь с железной дорогой и службой по колке льда. Возможность разгрузки на каждом причале в лучшем случае составляет 360 тонн в день. До сегодняшнего дня, однако, средняя разгрузка за сутки была менее 200 тонн.
Ввиду вышеизложенного совершенно невозможно даже при самых благоприятных обстоятельствах разгрузить на романовских верфях между 1 февраля по русскому стилю и 1 мая более 100 000 тонн, из которых свыше 30 000 тонн уже находятся в порту и разгрузка которых займет более 40 дней если верфи будут обеспечены вагонами.
Серьезным препятствием, мешающим разгрузке, является нехватка подвижного состава и плохая его эксплуатация. Например, в последние три дня работа на верфях свелась к ничтожному минимуму из‑за отсутствия вагонов-платформ. Я же вижу, что без дела стоят около 100 платформ с боеприпасами и никто не пытается их разгрузить. Работа на берегу выполняется в основном увечными солдатами, которые работают небрежно и неторопливо почти без всякого надзора.
Здесь практически нет ремонтных мастерских и десятки товарных платформ не могут быть использованы из‑за неисправности.