– А рядом, в Кунгуевке. Кунгуевка она сейчас, переименована ещё по высочайшему повелению Николая Первого как знак немилости. А до того это была Карагаевка. Собственностью графа она, разумеется, осталась и после переименования. Там и жили крестьяне, как дворовые, так и оброчные.

– Крепостные?

– Вольную граф Карагаев дал своим крестьянам сразу после победы над Наполеоном, считая, что это меньшее, что он может сделать для них. Открепились, правда, не все.

– Почему?

– Крепостное право отчасти напоминает колхозный строй, собственно, создание колхозов и было реставрацией крепостного права в условиях социализма. А колхозы бывали разные. Если председатель крепкий, и люди не бездельники, жили хорошо – клуб, школа, больница, потом и пенсия.

Фермерское хозяйство способствует расслоению – сразу появляются богатые и бедные. Это бы ничего, но очень быстро бедные становятся очень бедными, и тут уже страшно. В хорошем хозяйстве и при крепостном праве дворовые, например, получали жалование натурой и деньгами. Оброчные крестьяне платили оброк – но размер его был меньше суммы сегодняшних прямых и косвенных налогов. Ну, а барщинные крестьяне трудились три дня на барина, три дня на себя, на крестьянской, то есть общинной земле. С непременным отдыхом в воскресенье. Что для колхозников было несбыточной мечтой. Конечно, были хозяйства, и немало, где царский указ о трех днях барщины не соблюдался, но там часто появлялись красные петухи: мужики вовсе не отличались ангельским терпением. Так вот, людям дали выбор – жить обособленно, на свой страх и риск, или жить командой, под руководством барина. Немало выбрало последнее. После реформы шестьдесят первого года крепостное право исчезло, крестьянин получал надел, и вертись, как хочешь. А половина – примерно – земли оставалось за барином. Некоторые хозяйствовали сами, а некоторые – как Карагаев, например, – сдавали землю в аренду под определенные условия, становясь некоторым образом неформальными лидерами общин. В общем, везде по-разному было, но Карагаева уважали. Недаром после революции усадьба уцелела – ни сожгли, ни растащили.

– А судьба самого графа?

– Неизвестна. Слухов – как про Элвиса Пресли в Америке. То ли он стал директором секретного института, то ли личным советником Сталина, то ли поехал в Америку, стал миллиардером и продавил “ленд-лиз” для Советского союза во время войны. Чушь, не стоящая внимания.

Так что набрать пять, десять а то и двадцать прилежных и добросовестных работников не составит труда – неожиданно вернулся к теме Войкович. И тут же продолжил:

– Граф Карагаев заложил традицию: ежегодно он наиболее отличившихся школьников посылал за свой счет в университет. Одного-двоих, много троих, не больше. Ваш дядя, Федор Федорович, возродил эту традицию. Теперь, конечно, это на ваше усмотрение. Скажу только, что в плане финансов это для усадьбы необременительно.

– Разве в Кунгуевке есть школа?

– Восьмилетка. А потом продолжают в райцентре, в интернате. А интернат, он опять создает что-то вроде землячества, союза.

– Хорошо, допустим дядя мой оплачивает университет. И что, они потом возвращаются сюда врачами и учителями?

– Нет, зачем. Они работают в Москве, Санкт-Петербурге, некоторые в Германии или Франции. Или сразу поступают в иностранные университеты. Если способности есть. Но связь поддерживают.

– Письма пишут?

– По-всякому, – ответил Войкович, тоном давая понять, что я и сам могу догадаться.

– Ну, хорошо. Но уже август, все поступившие поступили.

– В этом году я взял на себя смелость отправить на учебу в МИФИ одного очень способного паренька.

– Ну, раз отправили, будем надеяться, что из него выйдет толк. Но впредь это буду решать я.

– Разумеется, – сказал Войкович, подразумевая обратное. Ну, ну.

– Значит, вы, буде на то надобность, наймете людей по потребности. Только бы вот чтобы среди них не было казачков засланных…

– Такие сюда сами не пойдут. Засланным казачкам здесь не место. То болезнь, то другая болезнь, а то и вообще… В зависимости от.

– От?

– От причиненного хозяйству – и лично хозяину – ущерба, прямого или косвенного.

– Тогда я удивляюсь, что сюда вообще кто-то идет. Мало ли.

– Оно в обе стороны действует. Хорошим людям здесь хорошо – и здоровье улучшается, и настроение поднимается. Ну, и деньги тоже не лишние, тут, в селе, три тысячи в неделю хороший заработок, а четыре замечательный. Работы-то мало. С огородов живут, ну, и пенсия ещё.

– А молодые?

– А молодым пенсию не платят.

Закончив поучительный разговор, мы расстались. Я, совершив обязательные утренние процедуры, включая разговор с адвокатом по спутниковому телефону, решил посмотреть окрестности. Как и обещал Владу. Только не пешком, а на машине.

Влад сидел на террасе и читал чеховские письма.

– Ну, готов прокатиться по окрестностям?

– Готов. А каковы они, окрестности?

– Не знаю. Когда сюда ехал, краем глаза видел что в пределах дороги, а с тех пор ни шагу.

– Тем интереснее. Только давай в мою комнату зайдем.

Мы зашли. Влад достал из баула кобуру с пистолетом.

– Травмат, – пояснил он. – Из него, конечно, не постреляешь, но при случае может выручить.

– Ты ж говорил, тебе жена не дает воздушку купить.

– Травмат у меня с тех времен, когда я был директором салона красоты. Директорам без травмата никак.

– И разрешение есть?

– А как же.

Мы подошли к гаражу. “Шестерку” я решил поберечь: после дождя местные дороги ей были не на пользу.

Заглянул в “Ниву-Шевроле”. Ключи и документы на мое имя оказались в бардачке. Как и предполагал. Влад сел рядом, и сделал это куда ловчее, чем давеча. Видно, отдых ему на пользу.

Здесь, вокруг дома, следов дождя почти не было. Что-то попало в резервуары, что-то ещё куда-нибудь, а что-то испарялось прямо на глазах в лучах утреннего солнца. Ну да, особенности местной геологии с метеорологией.

Я медленно двинул машину, у ворот затормозил, открыл ворота, выехал, закрыл.

Ворота и не скрипнули.

А вот в голове скрипнуло. Если Влад взял оружие, это знак. Как же я его прошлепал?

– Посиди минутку, если хочешь – радио послушай. Я кое-что забыл, – сказал я и быстренько вернулся в дом. Поднялся в кабинет, заглянул в стол и взял пачку тысячных. Потом открыл свою сумку и взял не травматик – у меня его не было, – а небольшой нож-выкидушку. Нет, правда небольшой, но хорошей стали, крепкой конструкции и остро наточенный. В ресторане после гулянки кто-то оставил.

И бегом вернулся.

– По области объявлен траур. О похоронах Олега Николаевича Сяндиковского будет объявлено дополнительно, – траурное объявление сменилось музыкальной рекламой, призывающей срочно взять кредит на поездку в Крым под небывало низкий процент. Ну да, скоро сентябрь, самое время.

– Что за траур? – спросил я.

– Губернатор Поволжской области