В советских описаниях боев за «Алказар» также рассказывается о трофеях, которые красноармейцы захватили в брошенном финнами бункере. Оба описания правдоподобны. При переходе позиции из рук в руки спасавшие свою жизнь солдаты обладали драгоценными минутами только для того, чтобы успеть схватить личное оружие и, если возможность позволяет, раненых. Вот как описываются эти же события в журнале боевых действий 222-го стрелкового полка: «В 23.00 в овраге раздался крик, что с левого фланга 2-й стрелковый батальон обходят финны и идут в атаку. Командир батальона Нетреба, расставив огневые точки, поставил задачу, а сам, с пятнадцатью бойцами направился вдоль оврага, где обнаружил третий ДОТ. Расставив силы, Нетреба ворвался в ДОТ и захватил его. Белофинны бежали… В этот день полком был захвачен третий по счету ДОТ, в котором найдены трофеи: винтовка 1, противогазов 2, конский противогаз 1, телефонных аппаратов 2, шинелей 2, ручной пулемет»[30]. Уже потом, после окончания войны, в книге «Бои в Финляндии» в рассказе о захвате «Алказара» капитаном Нетребой журналист придумает, что на стене внутреннего помещения тикали часы, а в найденном там журнале была карта Финляндии с присоединенным к ней куском территории СССР…

На этом история «Алказара» не окончилась. После второй потери укрепленного узла в устье «Черного ручья» Мустаоя штаб финской 10-й дивизии опять получил приказ командующего III корпусом возвратить его. Третья попытка была поручена группе «Метсяпиртти», одна из двух рот которой 12 декабря осуществила еще одну, последнюю, вылазку с целью захвата, но потерпела неудачу.

Так, схватка за схваткой, в течение двух-трех дней «Алказар» переходил из рук в руки, пока командование дивизии окончательно не оставило идею его удержать. Скрепя сердце Хейнрикс согласился с мнением подчиненных о том, что узкий участок клином выдается из общей оборонительной линии и, несмотря на всю его ценность, сохранение его в руках финских подразделений стоило бы очень больших потерь. В качестве цены за принятие решения об отступлении и за предшествующие оставления позиций командир 10-й дивизии Вейо Кауппила был снят со своей должности. Должен же был Хейнрикс возложить на кого-то ответственность за потерю этого и предыдущих участков передовой? Место Кауппила занял полковник Аарне Блик.

Радостные известия о взятии ключевого узла обороны прибрежной полосы Тайпалеен-йоки уже мало чем могли обрадовать командарма Яковлева. Возможно, именно за неудачи 7-й армии в первую неделю войны, как уже говорилось, он был снят с поста командующего своими войсками и назначен заместителем Мерецкова, который теперь сам должен был руководить операцией по прорыву финских укреплений. Не исключено, что Яковлев принял это известие с облегчением, так как теперь вся ответственность за действия армии лежала на самом командующем ЛенВО, а судя по начавшимся на Перешейке боям, до окончательного разгрома противника ошибок будет сделано еще немало.

Но как бы то ни было, весть пусть о небольших, но все-таки успехах 49-й дивизии ободряли нового командующего армией. Во-первых, это были первые ДОТы, захваченные красноармейцами. Мерецков как никто другой понимал, что все предыдущие доклады о взятии многочисленных «огневых точек» противника в большей степени являлись «липой» — огневой точкой можно назвать и большой валун, скрывающий пулеметчика. И даже если действительно авангардные части брали небольшие земляные укрытия предполья, финны никогда не предпринимали серьезных попыток их отбить.

А здесь картина была совершенно другая. По характеру боев было видно, что потеря группы бетонных сооружений у берега реки переносится противником болезненно, и ряд безуспешных контратак доказал это. Кроме этого, «Алказар» имел стратегическое значение: захватив его, советские войска получили доступ к разделяющему позиции противоборствующих сторон полю в Теренттиля, где можно было эффективно применить танки и куда было невозможно перебросить войска напрямую через Тайпалеен-йоки. Кроме этого, заняв южную часть глубокого, с крутыми берегами, оврага «Черного ручья», советские войска получили одно из немногих удобных мест для укрытия и сосредоточения. Сразу же после этого красноармейцы попытались продвинуться вдоль по ручью по направлению в глубь территории, но кинжальный огонь финских пулеметов не позволил им сделать этого. Надо сказать, что, обладая достаточной глубиной и шириной, овраг Мустаоя все равно никогда не был абсолютно безопасным местом. Финские минометчики постоянно держали его под обстрелом, пехотинцы противника подползали к краю оврага и забрасывали красноармейцев гранатами, но по сравнению с открытым пространством вокруг него его глубина и извилистость оставляли солдатам шанс на спасение. Вскоре все откосы оврага были усеяны солдатскими норами, ставшими для них постелью, кухней, а зачастую и могилой.

Теперь и левый, и правый фланг Коуккуниеми был в руках Красной армии. Почти все исходные позиции, расположенные на расстояние пары сотен метров от противника, были заняты полками 150-й и 49-й дивизий. Глядя на это из своих траншей, финны только к этому моменту осознали, какую непростительную ошибку они совершили, выкопав вдоль большей части своих опорных позиций противотанковый ров. Для танков он не представлял серьезной преграды, а для атакующего противника он стал безопасным местом для накапливания сил перед попытками штурма, причем прямо у них под носом. Впрочем, путь до этого рва, который находился в каких-то пятистах метрах от первоначальных позиций красноармейцев, тоже был непрост.

Ров пересекал полуостров Коуккуниеми и являлся продолжением одного из отрогов оврага ручья Мустаоя. Местность вокруг него была открытая, а позиции финнов в основном были направлены таким образом, что огонь велся косоприцельно, вдоль рва. 469-му стрелковому полку из 150-й дивизии потребовалась неделя, чтобы овладеть участком этого рва, и то после того, как к нему были вырыты траншеи, по которым можно было пробираться только ползком.

В то время как советская пехота ожесточенно пыталась пробиться сквозь заградительный огонь противника, артиллерия усиленно пыталась выявить расположение и подавить огонь финских орудий.

Скрытые в лесу кочующие и хорошо замаскированные позиции полевой артиллерии найти было нелегко. Батарею «Каарнайоки» тоже обнаружить не удалось, хотя она вела огонь очень и очень часто. Согласно записям в журнале расходов боеприпасов, за 6 декабря 1939 года расчетами было израсходовано 364 снаряда, на следующий день 238 снарядов, а к 10 декабря число выпущенных смертоносных «гостинцев» перевалило за тысячу.

А вот батарея «Ярисевя» была уже обнаружена, и поэтому основной удар советских пушек пришелся именно по ней. К 11 декабря гарнизон батареи уже насчитал около тысячи снарядов, прилетевших с другой стороны фронта. Один из снарядов начисто снес наблюдательную вышку вместе с дозорным рядовым Ренфорсом, а другой 152-мм заряд пробил крышу склада боеприпасов. И это было только начало…

Подводя итоги первых двух недель боевых действий Красной армии, можно было сказать, что худо ли бедно ли, но в конце концов основной рубеж обороны противника был определен. Штаб «Северо-Западной группы» назначил решающее наступление с массовым применением бронетехники на 15 декабря. Для успешного прорыва Грендаль решил использовать почти весь танковый парк, приданный его группе, костяк которого составляли машины 39-й танковой бригады полковника Дмитрия Лелюшенко.