– …чего и следовало ожидать…

Макар кивнул и потянулся за бумагой.

Большая папка с листами формата А2 с некоторых пор обрела постоянное место на столе. Все записи Илюшин вел в планшете. Но как Сергею требовалось писать от руки, так ему было необходимо рисовать.

– Рано же, – удивленно сказал Бабкин, проследив за его движением. – Мы ничего не знаем.

Илюшин изобразил в центре человека без лица и обвел его.

– Нам известно не так уж мало, – задумчиво сказал он. – В две тысячи восьмом году Любовь Сенцова, предположительно, убила в парке мужчину.

– Нет никаких улик! – запротестовал Бабкин.

– Есть твое чутье. И потом, я не говорю, что это факт. Но! Предположим. – На листе появилась фигура странной полуптицы-получеловека с хищным клювом. – В это время они еще не знакомы с Сафоновым, только видят друг друга на факультете. Но в начале две тысячи девятого, меньше чем год спустя, Артем Матусевич зовет Никиту принять участие в его театральной постановке, и эти трое становятся друзьями.

Птица. Человек без лица. Теперь неподалеку от них возникло высокое тонкое существо, отдаленно напоминавшее крысу, вставшую на задние лапы. Персонажей соединили тонкие линии.

Сергей придвинулся ближе, забыв о последнем бутерброде. Когда Макар брался за карандаш, Бабкин ощущал себя кем-то вроде деревенского дурачка, допущенного шаманом до магического обряда.

– Четвертым стал Эмиль Осин, интеллектуал из хорошей семьи, поющий в церковном хоре и слушающий Бориса Гребенщикова. Был влюблен в Сенцову. Женился на прелестной девушке, без труда убедил ее в том, что она дура.

На листе возник ребенок с бабочкой вместо лица: тельце – нос, крылья – два огромных глаза. Илюшин дорисовал ребенку длинный крючковатый подбородок, хотя Бабкин отлично помнил, что у Эмиля тонкие аккуратные черты. Сергею стало не по себе.

– Пятый – Борис Лобан. О нем пока никто не сказал доброго слова, не считая его матери, которая лучше бы молчала. Прихвостень Матусевича. Рыба-прилипала. Агрессивен, неумен, но хитер и умеет правильно выбирать нужную сторону.

Не переставая говорить, Илюшин обвел Матусевича и нарисовал за ним горбатого карлика.

– Окружающие считают этих пятерых друзьями, хотя и здесь нет единогласия. Но имеется и еще один приятель, Василий Клименко, Клим. – Унылый человечек с шевелюрой, вставшей дыбом, присоединился к остальным. – В октябре две тысячи девятого он участвует в издевательстве над слепым.

– Поганая затея, – буркнул Сергей.

– Мягко сказано. То, что описывает Шубин, на первый взгляд не лезет ни в какие ворота. – Илюшин быстро соединял линиями шестерых существ на своем рисунке. – Якобы его хотели убить, и если бы не Сафонов, перетянувший всех на свою сторону, дело обернулось бы для него хуже некуда.

– Ну, парень сильно испугался… – начал Бабкин.

– Нет, – сказал Макар. – Он вообще не испугался. У него холодный ум аналитика, он трезво просчитал риски и принял единственно правильное решение с учетом обстоятельств. Но потом открылись новые… Например, Лобан избил Васю Клименко. Для нас еще важнее, что Клименко никому не пожаловался.

– …как и Шубин.

– Как и Шубин, – согласился Макар. – Только Шубин не стал ябедничать, потому что гордец и храбрец, а Клименко – потому что трус.

Теперь Бабкин понял, отчего у понурого человечка волосы стоят дыбом.

– В октябре они ловят Шубина в корпусе с ремонтом, а в декабре, перед Новым годом, Клименко бежит из Москвы и исчезает. Жив он или мертв – неизвестно. Но Василий панически боялся кого-то, даже пытался предупредить отца, которого терпеть не мог. А теперь скажи мне, – Илюшин поднял на Сергея ясный взгляд, – что произошло в ноябре и декабре?

Бабкин озадаченно смотрел на друга, не понимая, куда тот клонит.

Карандаш замелькал над листом, оставляя непонятные скобки, разбросанные на первый взгляд произвольно. Илюшин подписал каждую из них:

05.11.2009

14.11.2009

27.11.2009

07.12.2009

17.12.2009

Карандаш шуршал по бумаге, за ним тянулась линия, соединяя скобки в кольцо. «Трамвайная линия с остановками», – подумал Бабкин. Шестеро персонажей, шесть странных созданий находились внутри кольца. А Илюшин продолжал рисовать, и возле каждой скобки появился человечек. Он лежал на спине, крошечный, как червячок.

Арки. Пять арок.

– У нас нет фактов, – монотонно говорил Илюшин, – так что пока это вопрос доверия. Доверяем ли мы следователю Урюпину, попросившему тебя присутствовать при опросе Сенцовой, потому что ему казалось, будто что-то не в порядке? Доверяем ли мы тебе, решившему, что Люба убила пассажира трамвая? Доверяем ли мы Шубину, который убежден, что если бы не Сафонов, его бы прикончили? Наконец, что с Ефимом Клименко? Мы верим, что его сын был до смерти напуган? Так напуган, что сбежал двадцать четвертого декабря?

Бабкин почувствовал себя так, будто его за жабры выхватили из воды. Он посмотрел на лист с закорючками, потом еще раз на Илюшина. Снова на лист.

– Ты хочешь сказать, – очень медленно начал Сергей, еще не до конца осознав собственную мысль, – ты думаешь, серия убийств в арках – дело рук наших студентов? Господи, да зачем же?

– Пока не знаю. – Макар отложил карандаш. – Полиция искала, что объединяет жертв, и не нашла. Но если допустить, что их ничего не объединяет, и в то же время исключить серийного убийцу… Пятеро студентов, столько же трупов.

– Шестеро студентов!

– Да, но Клименко сбежал через неделю после пятого преступления. И на этом все прекратилось. Их группа развалилась. Все свидетели заявляют об этом в один голос.

– Группа могла развалиться, потому что Сафонов выбыл! – Бабкин разволновался. – Именно он мог быть стержнем, вокруг которого все держалось, как сахарная вата на палочке, а вовсе не Матусевич с его чертовой харизмой, о которой только все и твердят.

– Мог, – смиренно согласился Макар.

В комнате повисло молчание. Сергей размешивал остывший чай, делая вид, что не смотрит на рисунок Илюшина. Потом не выдержал, развернул его к себе.

Ребенок-бабочка. Крыса на двух лапах. Остроклювая птица. Фигурка без лица. Карлик. Еще одна фигурка, с волосами, вздыбленными от страха. Пять арок с мертвыми человечками.

– Послушай, расследование в две тысячи девятом велось серьезно, – сказал Бабкин, стараясь быть как можно убедительнее. – Если бы была связь между жертвами и студентами, ее бы обнаружили. Кто-нибудь вспомнил бы, что Сенцова, допустим, заходила за сигаретами в магазин, где работала одна из погибших. А Осин, я не знаю, жил по соседству с другой жертвой. Там была проведена огромная работа, поверь мне. Сенцову разве что рентгеном не просветили! Невозможно скрыть…