— Остынь. Совсем на тебя не похоже, старик.

— Забылся.

Вернее, не учел, что здесь я всем был и буду чужой. Стал их букмекером, попал в компанию, но другом не стану никогда, вот и все мое социальное общение.

Парни возвращаются в дом. Кевин говорит что-то, но слишком тихо — не разобрать, Рауль прыскает.

Снова поднимаю глаза. Небо усыпано звездами. Меня никогда не учили различать созвездия, в детстве, помнится, выдумал себе одно, но тут же потерял, поэтому теперь я вижу сотни ярких точек, хаос, лишенный какой бы то ни было логики.

Кто-то шуршит травой неподалеку, подходит ближе, заслоняет ночное небо. Одри? Нет, Сэм.

— Вот ты где.

Медленно встаю на ноги, сосед неловко оступается, и его выворачивает прямо под кухонным окном, в куст гортензии. Девчонки на террасе хихикают.

— Слава богу, ты приехал. Отвезешь меня домой?

Покупаю ему кофе навынос в какой-то забегаловке и добавляю побольше сахара — может, протрезвеет. Но Сэма опять тошнит прямо на парковке, остатками кофе он прополаскивает рот. Включаю радио. Сидим и под аккомпанемент Сэмова желудка слушаем песню про магию любви.

Да уж, магия — что может быть романтичнее промывки мозгов?

— В детстве часто воображал себя мастером, — начинает Сэм.

— Все так делают.

— Даже ты?

— Я в особенности.

Передаю ему свой стакан. Я обычно пью черный кофе, но где-то тут должен быть пакетик сахара. Он качает головой.

— А как это понять? Когда ты узнал, что не мастер?

— Со всеми одно и то же: родители обычно велят детям не баловаться с магией. Мама, например, запугивала нас — говорила, что малыши умирают из-за отдачи, если начинают колдовать раньше времени.

— Но это же неправда? Пожимаю плечами.

— Отдача может убить только мастера смерти, да и то если совсем уж не повезло. А сколько тебе лет — вообще не важно. Братья про свои способности узнали довольно рано. Баррон часто выигрывал, а Филип всегда побеждал в драках.

Помню, еще в младшей средней школе маму вызывали к директору: Филип тогда сломал ноги трем здоровенным мальчишкам. Месяц мучился из-за отдачи, зато больше к нему никто не лез. Как-то мать умудрилась замять дело, и в полицию тогда обращаться не стали. Вот про Баррона ничего не помню.

Как только проявляются способности, другие мастера учат тебя всяким секретам. Но про это я, как ты понимаешь, мало знаю.

— Разве тебе можно о таком рассказывать? Завожу машину.

— Нет. Но ты пьяный в стельку, завтра все равно ничего не вспомнишь.

Приволакиваю Сэма домой в его огромный кирпичный особняк, извиняюсь перед миссис Ю, выезжаю со стоянки и все это время напряженно думаю.

Если кошка — Лила, мастер трансформации наверняка где-то в Штатах. Очевидно, но раньше я об этом не задумывался. Правительство из штанов выпрыгнет, чтобы только его заполучить, что уж там говорить о преступных кланах. Поэтому братцы и затеяли весь сыр-бор; теперь понятно, почему Филип стирал мне память.

Настоящий мастер трансформации.

Это они и хотели заставить меня забыть.

Они ждут меня около кафе, сидя на капоте Сэмова похоронного «кадиллака» 1978 года выпуска. Сосед выглядит неважно, то и дело отпивает кофе из пластикового стаканчика, руки у него трясутся. Черная машина сияет; над хромированным бампером красуется наклейка: «Езжу на растительном масле». На Сэме костюм и галстук, но пиджак маловат — наверное, целую вечность провисел в шкафу за ненадобностью.

Даника без школьной формы смотрится непривычно. Джинсы внизу обтрепались, на ногах шлепки, но зато белая рубашка как следует отутюжена.

— Машину починил?

Сэму явно неловко. Она…

— Я подумала, что раз обещала — все равно приеду, — встревает Даника.

Оба врут. Но мне не до того. Вытираю вспотевшие руки о штаны.

— Спасибо большое, ребята, что гробите на меня свою субботу.

Да уж, настоящий джентльмен.

— Так что там с кошкой?

— Она друг семьи. — Я пытаюсь отшутиться.

Сосед поднимает глаза, на лице блестят капельки пота, у него явно тяжкое похмелье.

— Ты вроде говорил, это твоя кошка?

— Ну да. Была моя кошка. — Совсем запутался, врать разучился, что ли? Никаких подробностей: любая выдумка лучше правды, слишком уж она нелепая, все равно никто не поверит. — Вот что нужно сделать. Ты моего сообщения не получал, как я вижу?

— Недостаточно внушительно выгляжу? Не похож на богатея? Завидуешь небось черной завистью? — Сэм гордо демонстрирует костюм.

— Выглядишь нелепо, точь-в-точь спятивший дворецкий или официант.

— Ах вот почему ты так вырядился, — хохочет Даника.

— Вы ущемляете мое эго.

— Она пойдет вместо тебя. Вид вполне подходящий.

— Сплошное унижение, — бормочет Сэм, откидываясь на капот. — Даника на самом деле богатая, поэтому так и выглядит.

— Ты, что ли, бедный? — парирует она.

Сосед со стоном надевает черные очки. Его родители владеют сетью автосалонов. Забавно получается: он-то сам ездит на похоронной машине, да еще и растительным маслом ее заправляет.

— Все просто, — объясняю я, стараясь не вспоминать, сколько раз хамил ей в школе. — Ты хорошая, послушная девочка, которая присматривала за бабушкиной кошкой, белой и пушистой, по кличке Кокоска. Кошка породистая, у нее есть длинное официальное имя, но ты его не помнишь. И дорогущий ошейник со стразами от фирмы «Сваровски».

Сэм привстает.

— У тебя персидская кошка? У них такие смешные злобные мордочки.

— Нет, — отвечаю я как можно спокойнее. Вдарить бы ему сейчас- У меня нет кошки, кошка есть у нее. Дай мне закончить.

— Но у нее нет кошки. — Он смотрит на меня и осекается. — Ладно, ладно.

— Ты спрашиваешь про Кокоску, а потом интересуешься, есть ли у них хоть какие-нибудь белые пушистые кошки. Ситуация отчаянная: бабушка возвращается в понедельник — и тебе крышка. Пообещай им пятьсот баксов за любую такую кошку, и чтоб молчали, как рыбы.

Даника и Сэм удивленно смотрят на меня.

— Видеокамер внутри нет, я проверял.

— Я должна забрать кошку и отдать им деньги?

— Нет. Пушистой белой кошки у них нет. Моя — короткошерстная.

— Старик, в твоем плане какой-то просчет, — встревает Сэм.

— Все будет как надо.

Улыбаюсь самой своей широкой, самой обаятельной улыбкой.