— Вообще я устал и хочу пораньше лечь спать. Завтра у меня ранняя встреча.

— Завтра же суббота.

— Вика, в бизнесе нет дней недели. Либо ты работаешь и зарабатываешь деньги, либо сидишь дома и готовишь ужин. Но чтобы тебе было из чего готовить, кто-то все равно должен зарабатывать. Так что у меня небольшой выбор.

— Я понимаю, извини.

Вика действительно понимала — тяжелый день, конец рабочей недели, завтра снова работа, муж раздражен, наверное, это нормально, что он срывается. Тем более муж всегда говорил, что Вика, не работавшая ни дня в своей жизни, не может судить о том, как тяжело зарабатывать деньги. Она не спорила. Не стала спорить и сейчас, вместо этого решила проявить участие и разрядить обстановку:

— Как прошел день?

— Вика, я устал, давай оставим непринужденную болтовню на другой раз.

— Хорошо, спокойной ночи.

Муж развернулся и вышел из кухни. Вика так и осталась стоять с тарелкой в руке. Неожиданно для самой себя девушка размахнулась и с силой швырнула тарелку на пол. Мелкие кусочки разлетелись по кафелю. Из спальни раздался голос мужа:

— Что у тебя там опять случилось?

— Ничего, тарелка разбилась, не волнуйся. — Голос Виктории был спокойным, хотя в ее душе все кипело.

* * *

Виктория опаздывала на пятнадцать минут. Раньше такого не случалось, и я решил, что на сегодняшний сеанс она не придет, поэтому очень удивился, все-таки увидев девушку на пороге. Она казалась взвинченной и недовольной и бросила вместо приветствия:

— Честно говоря, сегодня мне совершенно не хотелось идти к вам. Вы меня очень расстроили в прошлый раз.

Это была наша четвертая встреча. Девушка пришла ко мне по совету своей знакомой. Много лет у нее были проблемы со здоровьем. Работать ей было не нужно, зато возможностей заниматься собой было предостаточно. И она занималась. Ходила к разным врачам: платным, бесплатным, проходила обследования, сдавала анализы, нашла возможность съездить на диагностику в Германию. Никакой патологии специалисты не выявили, только выписали девушке множество препаратов для поддержания иммунитета. Но они не принесли никакой пользы — самочувствие Виктории только ухудшилось. Когда возникло предположение о возможном психосоматическом происхождении ее недугов, девушка твердо решила обратиться к профессиональному психотерапевту. Так она попала ко мне.

Практически вся первая сессия ушла на описание симптомов, которые беспокоили Викторию. На вторую нашу встречу девушка пришла подготовленной — она принесла множество бумаг с результатами своих анализов и начала было подробно описывать происхождение каждого из них, но я позволил себе прервать ее и начать работать непосредственно как психотерапевт. Первой задачей было выяснить жизненные обстоятельства Виктории. Я плавно перевел разговор на эту тему, и девушка охотно рассказывала о своих родителях, о горячо любимой двоюродной сестре, которая недавно родила. Информации было много, но только факты; ни слова о чувствах, эмоциях, переживаниях. Впрочем, меня это не удивило, в терапии такое встречается довольно часто. Пациент еще не очень доверяет терапевту, но считает нужным о чем-то говорить, поэтому начинает с рассказов о поверхностном. Во время разговора лицо Виктории светилось радостью, и выглядела она совершенно здоровой.

До конца сессии оставалось несколько минут, а Виктория так и не рассказала о своей личной жизни. Более того, она вообще не говорила о мужчинах. Каково же было мое удивление, когда на вопрос о замужестве девушка ответила утвердительно. Я задал еще несколько вопросов о муже, но Виктория отвечала неохотно, она стала заметно нервничать, и мне показалось, что разговор становится ей неприятен. Чтобы не провоцировать раздражение девушки, я перевел разговор на другую тему. Однако дальнейшее направление работы было ясно.

На третьей сессии Виктория снова начала разговор с перечисления своих недомоганий. Это было неинтересно и совершенно бесполезно с точки зрения терапии. Виктория виделась мне женщиной достаточно коммуникабельной. Наверняка она обсуждала свое здоровье с приятельницами, и я не видел смысла дублировать эти диалоги в стенах своего кабинета.

Реальность оказалась другой. Выяснилось, что, несмотря на общительность и контактность, у девушки было немного возможностей общаться с людьми. Муж ограничивал ее связи с подругами, и встречаться девушкам удавалось не чаще раза в месяц. Было видно, что Виктории неприятно об этом говорить. Я решил сменить тему и перевести разговор на ее детство, особенно — на отношения с отцом: именно то, как они складываются, во многом определяет для женщины модель ее поведения с мужчинами во взрослой жизни. Виктория охотно ударилась в воспоминания. Она рассказывала о том, что мать ее очень любила, поддерживала и одобряла во всем. А вот с отцом отношения были прохладные. Он вроде и любил Вику, но та все время чувствовала его раздражение от того, что к дочери нужно проявлять внимание.

Тогда у меня зародилось предположение, что заболевания Виктории были связаны с желанием получать больше внимания отца. Я думал, как бы помягче подтолкнуть Викторию к мысли о том, что эта схема поведения не утратила актуальности. Для третьей сессии это было слишком рано. Но с другой стороны, у меня не было сомнений в верности догадки. Возможно, были и другие вопросы, требующие терапевтического вмешательства. Но конкретно эта проблема — она была понятной и решаемой. Только как сказать это Виктории, чтобы не вызвать у нее сопротивления? Люди неосознанно манипулируют близкими с помощью болезни. Человек действительно плохо себя чувствует и нуждается в помощи и участии. Вывести это на уровень сознания бывает трудно, ведь признаваться себе в манипуляциях своими близкими никому не нравится.

И вот сейчас, в четвертую нашу встречу, Виктория на пороге моего кабинета продолжает свой яростный монолог:

— Как вам вообще могло прийти в голову, что я кем-то манипулирую с помощью своих болезней?! Какая глупость! Да, мне не повезло обладать крепким здоровьем, но разве же я в этом виновата? Все, что вы мне наговорили в прошлый раз, — полный бред! Я пришла к вам, чтобы лечить свою психосоматику, а вместо этого вы меня обвиняете во всех смертных грехах. Да как вам не стыдно?! Вы же серьезный человек!

Отрицание — это типичная реакция на правильную интерпретацию. Значит, я прав. Значит, Виктория действительно использует свое здоровье как способ привлечь внимание. Я выслушал все, что говорила девушка, не вступая с ней в дискуссию, после чего спросил:

— Виктория, вы можете описать, что чувствуете сейчас?

— Вообще-то я чувствую злость и обиду, хотя не сразу это поняла.

— Вам не стоит беспокоиться, это совершенно нормально — испытывать недовольство по поводу обманутых ожиданий. Виктория, давайте проведем небольшой эксперимент. Я хочу попросить изобразить свою злость на рисунке.

— Ну, давайте попробуем. — Виктория согласилась с явной неохотой.

Она выбрала для рисования обычные карандаши. Рисовала долго, штрихи были неуверенными, но злость оказалась хорошо прорисована и похожа на экзотический фрукт, как будто придавленный сверху.