Почти сразу же здесь появился вождь Дапари и что-то протараторил на своем. В тот же миг несколько мужчин кинулись помогать большому белому человеку. Выбравшись, Виктор встал и начал отряхиваться. Папуасы удовлетворенно заворчали и добродушно засмеялись, и Виктору ничего не оставалось, как рассмеяться вместе с ними. Ничто так не сближает в новом коллективе, как всеобщий смех. Наличие чувства юмора помогает легче пережить отсутствие всего остального. Дапари подошел ближе к Виктору и, похлопав его по плечу, снял один из множества амулетов со своей шеи. Разноцветные косточки каких-то местных ягод и фруктов больше были похожи на бусы.

– Это мне? – спросил Лавров на английском.

Папуасы скорее поняли интонацию, чем язык, и одобрительно закивали головами.

Виктор стал хлопать по карманам.

– Что ж тебе подарить, вождь?

В нагрудном кармане куртки-ковбойки Виктор нащупал… автомобильный талисман.

Торопясь в командировку и оставляя свою старушку «BMW» на стоянке, Виктор долго не мог приклеить присоску к лобовому стеклу – она неожиданно оторвалась перед самым выходом. «Плохая примета… А и черт с ним…» Журналист, помучавшись, всунул талисман в нагрудный карман и забыл о нем, и вот теперь он ему пригодился.

Пасхальные крашенки на леске с присоской произвели на Дапари впечатление. Он втянул воздух носом и протяжно произнес:

– Нву-у-у! – что по-нашему означало бы: «Ого! Вот это да! Ничего себе!»

Дапари повернулся к соплеменникам и поднял талисман вверх. Племя приветствовало презент все тем же «Нву-у-у!». Виктор понял, что теперь он свой навсегда, и тут же проявил инициативу. Обернулся и стал поправлять шалаш, который только что разрушил. Туземцы во главе с вождем принялись наперебой что-то подсказывать. В Ина-Лясанга открылся пункт выдачи желаемого за действительное. И тут чистый английский язык заставил Виктора обернуться.

– Они сами!

Обернувшись, Виктор увидел высокого, сухого, огненно-рыжего немолодого европейца, который будто вырос из-под земли.

– Дапари говорит, что его люди сами все сделают, мистер…

Виктор сделал шаг вперед и протянул рыжему руку.

– Виктор Лавров, журналист, Украина.

– Оу, Юкрейн! – датчанин с удовольствием ответил рукопожатием. – Клод Йонсон, ученый, Дания…

Виктор был несказанно рад встрече с европейцем. Проводить журналистское расследование, выслушав туземцев, пусть даже добрых и внимательных к нему, но считающих до двух, – очень трудно. Возможно, Клод прольет свет на пропажу экспедиции естествоиспытателей из Европы…

…И вот уже Виктор в гостях в хижине у историка, этнографа и языковеда Клода Йонсона. Войдя в шалаш, Виктор обомлел. Здесь были раскладной стол, стул и даже импровизированный гамак из лиан, который служил ученому постелью. Виктор оглянулся – и чуть было не покатился от хохота. В хижине то тут, то там висели… дипломы. Да, да, дипломы и грамоты в красивых багетах под стеклом! Будто это не жилище папуаса, а кабинет декана в университете. В голове у европейца, судя по всему, был идеальный порядок: слева – тараканы, справа – мания величия!

Клод уже полгода не видел белых людей – с того момента, как прибыл сюда, в Инна-Лясанга. За то, что Клод вылечил дочь вождя от простуды, туземцы асаро милостиво уступили ему одну из своих хижин, и вот теперь ученый полностью погружен в свою работу: изучение местных наречий, собирание легенд и многое-многое другое. Рассеянный и увлекающийся Клод говорил без умолку, весело размахивая руками, – ему хотелось рассказать Виктору как можно больше. Украинец только кивал головой и иногда вставлял парочку фраз для поддержания разговора. «Ну, Паганель, черт возьми! Честное слово – Паганель… Только лет на двадцать постарше оригинала…» – думал Виктор, едва сдерживая улыбку. Он хорошо помнил книгу «Дети капитана Гранта», где смешной рассеянный ученый был, пожалуй, самым ярким персонажем фантастического сюжета. Историю об опасном кругосветном путешествии Виктор зачитал до дыр и мечтал когда-нибудь встретиться с Паганелем в реальной жизни. И вот спустя тридцать пять лет все-таки встретился, и от этого стало как-то тепло на душе и по-детски интересно.

Клод Йонсон самозабвенно рассказывал Виктору о премудростях мировой лингвистики, не замечая, что положил в чай шестую ложку сахара. Виктор поблагодарил профессора за чай, но отхлебнуть не решился.

– Понимаете, мистер Лавров, – продолжал свою речь Клод, – в Ина-Лясанга вам не помог бы никакой проводник. Сколько он знает языков? Три? Моту, ток-писин и английский. Этого достаточно, если ты живешь в Порт-Морсби, ну, или в мало-мальски цивилизованных селениях. А вообще на острове восемьсот двадцать языков.

– Но как же так? Сюда всего два дня пути от прииска. Неужели эти папуасы не знают языка соседей? – Виктор сделал вид, что отпил от того сиропа, что ему приготовил датчанин.

– А вы знаете венгерский язык?… А польский?… А румынский понимаете?

Виктор в ответ только молчал…

– Ну вот видите, – профессор засмеялся. – Они ведь тоже ваши соседи. А ведь вы не дикарь, вы вполне цивилизованный человек…

Виктор решил не оставаться в долгу.

– А вы знаете шведский?

– Знаю.

– А норвежский?

– Да.

– А финский?

Датчанин с отеческой улыбкой кивнул головой в ответ и вдруг брякнул по-русски:

– Век живи – век учись.

Виктор не нашел, что ответить сразу. По сравнению с этой ходячей энциклопедией он чувствовал себя первоклашкой. Но Лавров не был бы журналистом, если бы не умел соображать быстро.

– А украинский? Как, мистер полиглот? – глаза Лаврова смеялись, кажется, профессор был в западне.

– Так я же не румын и не поляк… – выкрутился ученый, – это они ваши соседи и должны знать.

После короткой паузы мужчины как по команде расхохотались.

– Вы победили, Клод.

Отвлекшись, Виктор все-таки хлебнул чаю, которым угостил его датчанин, и непроизвольно скривился.

– Я не положил вам сахар? – наивно спросил ученый.

– Спасибо, мистер Йонсон, я люблю несладкий.

Разговор шел второй час, а Виктор никак не мог перейти к главному. Время, в отличие от денег, не вернешь, зато время на деньги можно купить. Если есть деньги – можно не работать, а на работу мы и тратим самую большую часть времени. Время и деньги переплетаются в вечном танце, и одно без другого часто бессмысленно, мы не можем использовать их друг без друга в полную силу. Для каждого время может измеряться в деньгах, а деньги – во времени. Например, если ты зарабатываешь $5000, то твои четыре месяца стоят «двадцатку». Время – это единая валюта. $20000 – для кого-то это четыре месяца, а для кого-то один месяц. А год для всех один. И для миллионера, и для нищеброда…

«Паганель» торопливо рассказывал о происхождении «упрощенных» языков. Английский, португальский и французский языки явили миру свои исковерканные формы благодаря рабам, работающим на плантациях, и просто рабочим, долгое время живущим и трудящимся в колониальных владениях. Они кое-как учили язык, для простоты смешивая его со своим. В результате рождался пиджин – так называемый птичий язык. Невозможно подсчитать, сколько таких пиджинов распространилось по свету: пиджин португальский, пиджин английский и так далее… Одним из таких пиджинов в результате дальнейшего упрощения стал ток-писин…